Зураб Гедеванович соглашался (он тоже никогда не пробовал хачапури, испеченного на хлебозаводе) и старательно укладывал в корзины все, что несла жена, а в дороге все заботился о том, чтобы не опрокинулась какая-нибудь банка или не вывалился какой-либо сверток. На вокзале на тележку носильщика корзины установил сам. Потом и таксиста отстранил, когда тот, услужливо открыв багажник, собрался было помочь старику. Только внучку, кинувшуюся к нему с возгласом: «Дедушка, милый! Как же ты решился?!» — и нечаянно толкнувшую корзину, не упрекнул, лишь поспешил корзину поставить к стенке и тогда только протянул Медее руку.
— Что, козочка, рада деду? — добродушно похлопывая по спине внучку, спросил он и сразу же повелительно, как и подобает почтенному старику разговаривать с девочкой, сказал: — Давай занесем гостинцы.
— Какие вы молодцы с бабушкой! — втаскивая по лестнице тяжелую корзину, радостно говорила Медея. — Стипешку только через три дня давать будут.
Не успели они занести и поставить корзины, как небольшая комната набилась девчатами и парнями.
— С нами давайте, дедушка Зураб. Сюда, сюда! — пододвинув кресло к столу, наперебой приглашала молодежь Зураба Гедевановича. — Угощайтесь! Угощайтесь. Вы же с дороги.
А сами разворачивали кульки, открывали банки, вскоре и совсем забыли о том, кто как нельзя кстати привез все эти вкусные вещи; окружив стол, с голодной жадностью жевали, говорили о каких-то непонятных старику вещах и совсем к нему не обращались, хотя он продолжал сидеть за столом на почетном месте гостя. Это невнимание немного обижало старика, но радость за внучку, которая казалась ему самой стройной и самой веселой из всех девушек, побеждала обиду. Он любовался Медеей и думал:
«Как моя старуха в молодости. Вся в нее».
Через несколько дней, так и не поняв бесшабашной студенческой жизни и решив, что ничего путного из этих вертихвосток в коротких юбчонках (кроме, конечно, Медеи) не получится — ни жен послушных, ни хозяек рачительных, — Зураб Гедеванович собрался домой. Вынул из кошелька все деньги, отсчитал себе на дорогу, остальное отдал внучке:
— Держи. Купишь обновы себе.
Медея поцеловала дедушку и, накинув косынку на плечи, попросила:
— Побудь без меня. Я быстро.
И застучали каблучки по бетонным ступенькам, удаляясь и затихая.
«Вот коза непоседливая. Не терпится надеть новое платье, — добродушно про себя упрекнул внучку Зураб Гедеванович. — Женщина всегда остается женщиной. Хоть и ученой».
Как же был удивлен и обрадован Зураб Гедеванович, когда Медея вернулась с большим ярко-красным чемоданом и, раскрыв его, показала платок: «Это бабушке моей», сапоги: «Это, дедука дорогой, тебе!» — и стала перекладывать в чемодан из корзины, уже приготовленной в дорогу, кульки со сладостями.
— Оставь, дедушка, корзины. С чемоданом удобней.
— Хорошо. Выбрось их. Дедушка Зураб еще не разучился плести новые.
В поезде он не убрал чемодан в багажник под полку, отказался поставить его и в багажное отделение автобуса. Ехал и любовался подарком внучки, еще и еще раз перебирая в памяти проведенные в общежитии дни. А чем ближе подъезжал к дому, тем чаще и чаще думал о том, как встретят его дома, как обрадуется старуха подарку внучки, как удивятся соседи, которые обязательно придут узнать все подробности о поездке в город, как будет он, Зураб Захарадзе, следить, чтобы лезвие ножа, проведенного по краю рога, приглаживало вино, как станет предлагать соседям не только шашлык, сациви и другие домашние блюда, а и конфеты — гостинец внучки.
Он представлял себе, как после застолья, когда, довольные угощением и приветливостью хозяев дома, разойдутся соседи, спустится в сад и укрепит подпорки под ветками лимонов; он словно видел эти отяжелевшие, перегнувшиеся ветки с крупными желтыми плодами, будто ощущал приятную прохладу плодов. Мысленно с мельчайшими подробностями воспроизводил Зураб Гедеванович всю ту работу, которую будет делать: подправит покосившуюся в одном месте изгородь, обязательно покормит индюшек, кур и гусей и только тогда вернется на веранду, обвитую виноградом, и спокойно усядется в плетеное кресло.
Приятные мысли его были прерваны неожиданной остановкой автобуса. Дорога оказалась перекрытой пограничным шлагбаумом.
«Что-то стряслось на границе», — подумал Зураб Гедеванович.
Он знал, что постоянный шлагбаум, где пограничники обычно проверяют документы, был еще километрах в двенадцати. А сюда пограничники выезжали только тогда, когда вели поиск нарушителя либо получали сообщение о том, что какой-то преступник готовится пересечь границу. Обычно в таких случаях начальник заставы просил и их, добровольных народных дружинников, помочь пограничникам. Зураб Гедеванович даже намеревался спросить у наряда (почти всех пограничников он знал в лицо и по имени), что произошло, но в автобус вошел совсем незнакомый сержант, негромко, но властно потребовал:
— Прошу предъявить документы!
«Новенький какой-то», — определил Зураб Гедеванович и полез в карман за паспортом.