Тайна Черного моря

Сквозь зубовный скрежет рикошетов и визг острой бетонной крошки Художник услышал последний вопль Коляденко. И всем телом почувствовал пронзившую сержанта боль. И до тошноты ощутил собственную обреченность. Испуганно таращась на сворачивающегося от боли в калачик, скребущего ногтями бетон сержанта, бывший уркаган прикусил губу до крови и заставил себя крикнуть:

– Батя, уходи, я прикрою! Й-йошкар!..

И в тот же миг, выпустив автомат, схватился за лицо. Сквозь пальцы закапала кровь.

Михаил Иванович последнего уцелевшего своего бойца, Василия Вжикина, оттащил к повороту коридора, чуть не задушив и нажал кнопку на карманном пульте.

Рвануло, едва барабанные перепонки не полопались. Если у лжеполковника пластиком были заряжены только ноздри, то у остальных ребятишек взрывчаткой были начинены и подошвы, и приклады. Спины бегущих боднуло слякотью. Кровавой слякотью. Взрывная волна жарко дохнула в ухо, чуть приподняла бойцов, но они устояли на ногах, оглушенные, ослепленные, с забитыми бетонной горькой пылью глотками. Пыль нельзя было ни в коем случае глотать, если не хочешь получить остаточную дозу «Черемши».

Посыпалось сверху, посыпалось со всех сторон – каменная крошка, пыль, осколки черт знает чего. Повсеместно погас свет. Кажется, там, у клеток, произошел обвал; вот и хорошо, вот и ладненько.

Прапорщик и Василий, как на тренировке, мигом нацепили инфракрасные окуляры, хотя в пылевом облаке от них толку было мало.

Вжикин виновато улыбнулся, медленно осел на пол и раскинул руки. В шее торчала булавка – кто-то из умельцев метнул её сверхсложным «от двух бортов в лузу».

Прапорщик завыл, бросил автомат и побежал прочь. К черту присягу, к черту приказ, к черту такую службу! С пришельцами я воевать не подписывался. В рот набилась пыль. Он зацепился рукавом за срез решетки, порвал прочнейшую ткань, споткнулся о труп… Как жить-то хочется!

Добежав до лифта, Поляков громко хлопнул дверью и торопливо выстучал на лампе подсказанный дискетой код. Однако наверху его не ждали.

Подземелье сотряс ещё один мощный взрыв, обломки кабины ухнули в шахту, а душа прапорщика Полякова Михаила Ивановича отлетела в лучший мир.

Посетителям ЦУМа показалось, что пол у них под ногами качнулся, но, занятые своими делами, они не придали этому значения.

Эпизод третий. Телефон спасения – 02

25 июля, понедельник, 14.02 по московскому времени.

Когда атака «кротов» захлебнулась и мощный взрыв потряс бетонные стены, дохнув на гвардейцев из У-17-Б жаром, копотью, бетонной пылью и наконец поставив точку под яростными воплями нападавших, Анатолий Хутчиш, он же субъект 001, он же Буратино, отбросил влажный ком носового платка, который прижимал к лицу, и вылез из-под панцирной сетки койки, что надежно прикрывала его от разивших сверху обломков. Сладко потянулся, как потягивается выходящий на охоту камышовый кот, и, хрустя сандалиями по каменной крошке, передвинул кровать под опутанный проволокой плафон. Нечто вроде подобной атаки он ждал, хотя и не так скоро. И уж никак не подозревал, что на уничтожение личного состава объекта У-17-Б будут брошены президентские янычары. Мир-р-р вашему дому.

Под отодвинутой кроватью обнаружился старенький, советских времен, коленкоровый, с никелированными, давно не работающими замками чемодан. В нем хранились: бритва «Харьков 03» (давно устаревшая), смена носков (две пары – в крапинку и клетчатые), смена сорочек (сорок второго и сорок третьего размеров), пара ботинок-прогаров и черно-синяя робишка с принадлежностью к ордену БЧ-7 – два комплекта. Анатолий переоделся в робишку, хоть и не относился к ВМФ, натянул носки, завязал шнурки на прогарах. Хоть и не сапоги, но сойдет. Потом, смахнув бетонное крошево с койки, сел на нее, скрестил ноги и уперся ладонями в колени. Прикрыл глаза. Внутренне расслабился, открывая сознание навстречу Вселенной. Панцирная сетка тихонько скрипнула.

Образ Белого Орла пришел сразу же. Раскинув ослепительные крылья света над миром, гордая птица в медленном, завораживающем ритме парила в потоках энергий; в черных, нечеловечески умных глазах отражались галактики. И глаза эти смотрели на него, Анатолия Хутчиша. Наполняли силой и мудростью. «Я – Белый Орел, – говорила птица. – Я был всегда и пребуду вовеки. Я несу успокоение смятенным, радость опечаленным и бодрость вялым…»

Хутчиш улыбнулся и открыл глаза. Все вокруг было прежним и в то же время каким-то неуловимо иным.

«Ты – это мир, а мир – это ты, – говорил Длинная Рука, сажая маленького Анатолия на колено и раскуривая длинную глиняную трубку с крошечной чашкой. – Когда меняется мир, меняешься ты. Но и ты можешь менять мир – нужно только захотеть. Захотеть стать иным. Запомни это, Перспективный Воин…»

Анатолий запомнил.

Он пружинисто поднялся, встал на выдвинутую в центр апартаментов койку, потянулся к лампочке.