Тайна черной жемчужины

Доктор Коровкин, стоявший у окна гостиной, с любопытством наблюдал работу Карла Ивановича Вирхова. Следователь, кажется, совсем забыл про него. И это давало возможность Климу Кирилловичу жадно впитывать все, что слышал он о прекрасном юноше, похитившем, по уверениям Муры, сердце Брунгильды. Самое главное – Брунгильда здесь не появлялась!

Минуту страха пережил он, когда услышал о том, что Глеб Тугарин производил: впечатление влюбленного, пребывающего в ином, потустороннем мире. Он боялся, что библиотекарь назовет имя Брунгильды; а вдруг он видел, как его племянник целовал непокорный ботик девушки? Но господин Кайдалов, рассказывая о тех, с кем встречался его племянник в последние дни своей жизни, имени Брунгильды не назвал. И доктор облегченно вздохнул. Значит, на него, Клима Кирилловича, подозрения следователя не падут. И окровавленный листок бумаги со словами: «Незабвенная Брунгильда Николаевна!» пока в безопасности в кармане его пальто. Доктор вскочил с подоконника.

– Позвольте представить вам, господин Кайдалов, доктора Клима Кирилловича Коровкина. – Вирхов жестом пригласил доктора подойти. – Он и обнаружил убитого.

Библиотекарь прищурился и протянул руку Климу Кирилловичу, но тут же резко ее отдернул.

– Ах, извините, – сказал он, – руки у меня испачканы, устремился сюда прямо от книжных пыльных полок. Но должен вас поблагодарить за все ваши хлопоты.

– Жаль, что мы познакомились при таких прискорбных обстоятельствах. – Доктор пытался поймать ускользающий взгляд библиотекаря. Тот немного помолчал, как будто собирался еще о чем-то спросить, но передумал и обратился к следователю:

– Могу ли я быть свободен? И куда будет отправлено тело? Мне надо позаботиться о погребении. Больше некому.

Следователь сообщил Кайдалову адрес морга и разрешил удалиться.

Потом он отпустил всех, кого уже опросили его помощники.

– Ну что ж, дорогой доктор, – устало произнес Вирхов, – если вас заинтересует Гете и эта вот драная книга – взгляните. Теперь уж они точно не нужны покойнику.

Доктор подошел к столу и вынул из стопки грубо сшитые толстые листы.

– На титульном листе – всадник с цветком в руке. Да, судя по всему, это лечебник прошлого века или ранее того, – сказал он, просматривая первые страницы. – На латыни.

– Берите его, изучайте на здоровье. А то окажется на помойке, – махнул рукой следователь. – Понадобится, заберу. Да и ваше профессиональное заключение о ценности книги мне пригодится. – И, велев околоточному ждать полицейского врача и санитарную карету, вышел с доктором Коровкиным на свежий воздух.

Темнело. Они решили немного пройтись пешком, чтобы проветрить голову. Наговорившись во время дознания, Карл Иванович не был расположен к беседе. Он прислушивался к процессу, шедшему в его мозгу, где как-то особенно взаимодействовали полученные сведения – иногда он даже чувствовал легкое покалыванье, как будто вспыхивали электрические искры. Крохотные искорки в кромешной зловещей тьме. Два старинных знакомца, обмениваясь скупыми репликами, прошли пару кварталов, возле ограды одного из садиков Вирхов остановился и обернулся к доктору.

– Клим Кириллович, голубчик, – широко улыбнулся он, – не откажите в просьбе старому другу. Сорвите вон с той веточки кленовый листик – больно уж красив.

Клим Кириллович переложил зонт в правую руку, где уже был саквояж, а левой дотянулся до указанного листочка. Лист легко отделился от ветки, как будто только и ждал этого.

– Прошу вас, Карл Иваныч, – сказал доктор, – примите красавца.

Карл Иванович взял лист, задумчиво повертел его в руке, потом исподлобья глянул на доктора и сказал:

– Не арестовать ли вас, дорогой доктор? Вы-то, оказывается, левша. И именно левой рукой был нанесен удар ножом в грудь Глеба Тугарина!

Глава 10

Хотя Клим Кириллович и испытывал изнуряющую усталость, значительно усугубившуюся после зловещей шутки следователя Вирхова, он все-таки нашел в себе силы отправиться не домой, а на Васильевский. А вдруг объявилась Брунгильда? Или поступило хоть какое-нибудь известие о ней? Кроме того, его ждала Мура.

Он не знал, удастся ли ему переговорить с Марией Николаевной Муромцевой наедине, но надеялся, что она, с ее истинно женской изобретательностью, придумает что-нибудь, чтобы выслушать его отчет о визите к Тугарину. Или следует всем рассказать о трагедии, разыгравшейся в доме Сильвуплеповой?

У Муромцевых доктора встретили без удивления и даже с радостью: переносить горе с близкими друзьями легче. О Брунгильде было ничего не известно. Профессор по требованию супруги напрасно обзванивал полдня больницы и морги: девушки, похожей на его дочь, никуда не поступало.

– Милый Клим Кириллович, не понимаю, почему Николай Николаевич медлит. Не пора ли сообщить в полицию об исчезновении Брунгильды? Как вы думаете? – с надеждой спросила у позднего гостя Елизавета Викентьевна.

– Наверное, есть смысл еще раз обсудить ситуацию, – примирительно заметил доктор, усаживаясь рядом с хозяином дома. Он видел, что Мария Николаевна смотрела на него выжидающе и настороженно.