Тайна черных дайверов

— «Чуть» не считается, — отмахнулся он. — Короче, слушай анекдот: один летчик-истребитель перешел в гражданскую авиацию. Однажды пилотирует он Ту-154, вдруг видит — рядом какой-то самолет пристроился. Ну, он вводит «тушку» в крутой вираж, делает полубочку, идет в штопор, выводит у земли самолет из пике и свечкой взлетает вверх. «Ушел», — облегченно думает он. Тут в кабину на карачках вползает стюардесса: «Командир, если следующим упражнением собираетесь заняться ковровым бомбометанием, то у пассажиров накопилось довольно много того, что можно использовать в качестве бомб…»

— Илья, ты неисправим! — усмехнулась она. — А насчет высшего пилотажа, то выписывать такие фигуры на пассажирском самолете, как сейчас было, — это круто, конечно. Но с меня таких «американских горок» на сегодня, пожалуй, хватит. В общем, из Москвы давай лучше поедем домой на поезде. Как говорят, тише едешь, дальше будешь.

— На поезде так на поезде, — согласился он.

Борт Мали — Москва благополучно приземлился в Шереметьево-2. Командир экипажа за этот рейс поседел…

* * *

Выходить на службу после отпуска Илье смертельно не хотелось. За пять лет службы в бюро Интерпола ему настолько надоела эта довольно нудная работа — горы бумаг и никакой романтики, что он готов был вообще уволиться из органов и заняться тем, чем он занимался до милиции, — высотными работами. Единственное, что его удерживало в милиции (работая в национальном бюро Интерпола, он являлся сотрудником МВД, а не Интерпола), это то, что через пять лет он мог выйти на пенсию по смешанному стажу и тогда уже будет волен заниматься чем душе угодно.

В Управлении он узнал неприятно поразившую его новость. Пока он был в отпуске, следователь Инна Хариенко уволилась по собственному желанию, и никто из ее коллег не знал, почему она вдруг ни с того ни с сего решила уйти из милиции, ведь как следователь Инна была у начальства на хорошем счету. К концу рабочего дня Илья случайно встретил ее в бухгалтерии, куда Инна зашла подписать обходной лист, но поговорить с ней не удалось. Инна сказала ему, что очень спешит, и попросила, чтобы он ее не искал и не звонил. На Илью ее нежелание остаться с ним просто друзьями подействовало удручающе.

Самой Инне нелегко далось решение «сжечь за собой все мосты». Она знала, что сделала Илье больно, и ее саму душили слезы, но она нашла в себе силы выйти из здания Управления с высоко поднятой головой. Приветливо здороваясь с теперь уже бывшими коллегами, она чувствовала себя предательницей. В милицию она пришла девчонкой с доверчивыми глазами, наивно полагая, что здесь работают исключительного мужества люди, дни и ночи борющиеся с преступниками, но очень скоро убедилась, что далеко не все так романтично. Пока она корпела над уголовными делами, за ее спиной начальники «решали вопросы». На каждый случай были свои расценки: выпустить бандита под подписку о невыезде, на которую он, естественно, чихал и тут же пускался в бега, — от ста долларов и выше, в зависимости от тяжести совершенного преступления. Начальник мог приказать ей развалить готовое для передачи в суд дело, и процессуально независимый следователь Хариенко возражать не смела. Наверх уже деньги запущены (и немалые), кто же будет спрашивать ее мнение? Впрочем, дела, где пахло деньгами, Инне практически не попадались. Денежные бандиты до следствия просто не доходили, все решалось до возбуждения уголовного дела.

Уголовный розыск открыто называл их следственный отдел «адвокатской конторой», и опера были, конечно, правы, уж Инна-то знала, кто шел на скамью подсудимых: только те, у кого за душой не было ни гроша. Вот на них — а это был в основном люмпен-пролетариат, у которого при всем желании взять нечего: ни квартиры, ни машины, ни счета в банке, — и делались все показатели. Правда, эти люмпены совершали девяносто преступлений из ста, так что процент раскрываемости, установленный министерством, выдерживался без особого труда.

Хороший процент раскрываемости давали наркоманы, их ловить было легче легкого: бегать эта дохлая публика не умела и жила в основном по притонам, перебиваясь от дозы к дозе. Улучшали показатели и всякие отморозки вроде уличных грабителей — гопников, задержать которых по горячим следам редко удавалось, но уж если ловили, то этот гнилой контингент кололся замечательно, сдавая всех своих подельщиков, а заодно беря на себя и чужие грабежи. Ну и ворюги всех мастей пополняли камеры регулярно. Всё. Остальная публика была вне поля зрения городской милиции. Редко когда удавалось накрыть серьезную преступную группировку: те действовали под различными «крышами», и если попадались настоящие бандиты, то их сразу же забирали в управление по борьбе с организованной преступностью, считавшееся самым элитным подразделением в МВД.