Тайна чёрной «Волги»

— Стоп, граждане! — зычно крикнул Эдик. — У продавца перерыв, будем снимать свидетельские показания. А вы, гражданка, опишите-ка нам, пожалуйста, этого типа. И как можно подробнее. Есть у нас подозрение, что этот злостный алиментщик тут бродит…

Камышев, выслушивая возмущение стоящих в очереди людей, про себя улыбнулся тому, что Апшилава воспользовался его методом переключения внимания. Но вот сама история с этим подозрительным типом, который, если верить этой тетке-зеленщице, целый день бродит по рынку, калининскому сыщику уже совершенно не нравилась. Существовала, конечно же, некоторая вероятность, что это сотрудник КГБ, который был заслан в Андроповск как тайный агент влияния.

Но подспудно Валерий чувствовал, что оставлять этого странного незнакомца без пристального внимания точно не стоит.

Глава 22. Кладбище

Потолкавшись на рынке еще какое-то время, сыщики разошлись — Апшилава направился в сторону своего дома, Вера изъявила желание продолжить копаться в архиве. Камышев же решил было, что на сегодня ему уже хватит работы, а салат со сметаной сам себя не приготовит. Но профессиональный зуд оказался сильнее голода, и калининский сыщик решил прогуляться до кладбища. Насколько ему было известно, после строительства парка на костях в Андроповске осталось только одно последнее пристанище — и именно там математичка Евгения Скрыль из второй школы, по ее словам, как-то видела черную «Волгу».

Найти единственный сохранившийся в послереволюционном Любгороде-Андроповске погост оказалось несложно. Первый же попавшийся прохожий показал Камышеву дорогу, и спустя полчаса следователь очутился перед остатками старинного ограждения. По факту, из всего былого великолепия более-менее сохранилась лишь входная группа с полукруглой аркой и треугольным навесом, крытым проржавевшей жестью. Штукатурка местами отвалилась, обнажив потемневший от времени красный кирпич. Самой ограде повезло еще меньше — судя по редким бронзовым столбикам, она была очень красивой, и именно это ее, скорее всего, и сгубило. Хотя, возможно, в гражданскую ее реквизировали на нужды Красной армии — тогда в братоубийственной суматохе перегибов хватало… Как бы то ни было, восстанавливать ограду в ее естественном виде не стали, вместо этого закрыв частые прорехи нестрогаными досками. Часть из них отвалилась, лежа теперь на земле острыми гвоздями кверху.

«А ведь напорется кто-то, те же дети, — подумал Камышев, — еще и столбняк подхватят».

Он покрутил головой в поисках кого-нибудь, кто смог бы помочь, но в итоге решил сделать все сам. Благо отец при жизни научил Валерия работать руками, и при необходимости тот мог не прибегать к услугам слесарей, плотников, электриков и прочих мастеров.

Камышев подошел к дыре в заборе, сквозь которую проглядывали могилы, нагнулся, подхватил одну доску. Затем внимательно осмотрел тянущиеся поперек сверху и снизу ригели, подергал — крепкие. Прикинув на глаз, насадил на них торчащие гвозди, попав прямо в нужные отверстия. То же самое проделал и с остальными досками, приколотив их в итоге подобранным куском кирпича.

«Другое дело», — удовлетворенно подумал Камышев, оглядывая результат своей работы и доставая из кожи занозы.

Само кладбище, на котором он затем очутился, пройдя через арку, оказалось вполне аккуратным. За территорией явно ухаживали — косили траву, подкрашивали оградки и оттирали с памятников плесень и мох. А при входе даже росла невысокая кривая яблонька с ярко-красными плодами, под которой было удивительно чисто. Обычно, отметил Камышев, к этому времени поспевшие фрукты начинают опадать, усеивая землю цветным ковром, но тут их словно бы кто-то подбирал. Неужели такие вкусные?

Валерий подавил в себе соблазн сорвать бордовое яблочко и прошел мимо. Он шагал по подметенной дорожке, с любопытством осматривая захоронения, среди которых встречались не только советские с металлическими обелисками, увенчанные пятиконечными звездами, или с простыми деревянными крестами, но и совсем старые, довольно богато при этом украшенные. Из хорошего светлого камня, с вензелями и надписями в дореволюционной орфографии.

«Петр Андреевич Рахмановский, титулярный советник», — прочитал Валерий на одном из таких надгробий с неуместной, как ему показалось, гравировкой в виде черепа со скрещенными костями.

Потом он вспомнил, что этот символ называется «Адамова голова», и использовали его не только книжные пираты, но и православные верующие. Прабабушка Маша, кажется, даже об этом что-то рассказывала, не придавая черепу и костям никакого пугающего смысла. Напротив, говорила она, это означает, что умерший человек не исчез навсегда, а обрел вечную жизнь. В загробный мир Камышев, как комсомолец и следователь, не верил, однако к прабабушкиным заблуждениям относился с уважением.

Время наступало вечернее, стало заметно прохладнее. Кладбище постепенно затягивало белесым туманом, и Камышев невольно поежился, вспоминая недавние рассказы, где фигурировала таинственная мгла и якобы прячущиеся в ней злобные духи.