— Да, я знаю, знаю, — закивал старик. — Но сейчас все неплохо. Тружусь помаленьку. И ночью буду спокойно спать. Пока у меня такие постояльцы, никто на участок не сунется!
— Больше не собираетесь сидеть с ружьем в засаде? — встревоженно осведомился Саша.
— Да нет, зачем мне! Мы что-нибудь другое придумаем. Вот поможем этим Нине и Глебу племянника из беды вытащить — и пусть профессор утрется! — Он опять произнес слово «профессор» со смесью насмешки и отвращения. Он направился к курятнику, потом на секунду обернулся: — Если что надо, ребятки, вы обращайтесь! — и зашагал прочь.
— Похоже, он оставил свои кровожадные замыслы, — неуверенно сказала Оса.
— Будем надеяться, что так, — вздохнул Глеб. — Если только он не хитрит. Потому что если вам он сейчас говорит одно, а нам, когда мы останемся одни, скажет совсем другое, это, братцы, хуже некуда. Это значит, у него этакая хитрость сумасшедшего появилась — ну, когда человека так и тянет лгать и всем говорить разное, чтобы его никто не раскусил, — и тогда, получается, за ним особенно нужен глаз да глаз.
— Я думаю, Глеб, что ты опять преувеличиваешь, — сказала Нина. — По-моему, старик действительно угомонился.
— Все может быть, — согласился Глеб. — Но осторожность не помешает. Так готовы вы подежурить сегодня ночью или нет? — обратился он к ребятам.
— Мы — с удовольствием! — ответила за всех Оса. — Но надо решить, нужно ли дежурить всем вместе. У нас ведь Бимбо, его сюда нельзя приводить... Может, мы будем дежурить посменно или еще что-нибудь придумаем.
— Ну, это вы сами решайте, — улыбнулся Глеб. — Давайте договоримся, во сколько вы придете. Конечно, еще раз подумайте... Дело нешуточное, сами понимаете...
Этот намек, что ребята могут испугаться, обидел друзей.
— Мы обязательно придем! — сказал Саша. — Давайте определимся со временем, вот и все.
Глеб взглянул на часы:
— Сейчас около восьми. Около одиннадцати нормально?
— Отлично! — согласились друзья и, распрощавшись с Глебом и Ниной, удалились.
— Что с тобой? — спросила Оса у Пети, когда ребята уже вышли за калитку. — Ты какой-то задумчивый.
— Дома расскажу, — ответил Петя, убыстряя шаг. — Пошли скорее!
Бимбо, которому наскучило ждать в одиночестве, встретил их радостным лаем и восторженными прыжками.
— Он так радуется, как будто вообразил, что мы собирались покинуть его здесь! — сказал Миша.
— Нет, он в нас не сомневался! — ответил Петя. — Просто он всегда рад друзьям. А теперь пошли в дом, ребята, я расскажу вам нечто потрясающее!
Все поспешили за Петей. Он выждал, когда друзья рассядутся поудобней в большой комнате первого этажа. Стараясь не давать волю эмоциям — а у него это не очень получалось — он рассказал, кто был тот мужик, который зашел к Антонычу попросить воды. А также поделился своими соображениями: что Глеб и Нина где-то засветились.
— Засветиться они вполне могли! — согласился Миша. — Сколько людей им пришлось опрашивать, чтобы добраться сюда! Наверняка волна пошла...
— Да, надо думать! — сказал Сережа. — И мне это очень не нравится. Я их понимаю, но... Вспомните, что Глеб говорил Нине, когда мы пришли... Вполне можно подумать, что он не против подбить старика на какую-нибудь безумную вылазку, чтобы под шумок вытащить своего племянника! Может, он даже был бы доволен, если бы Антоныч подстрелил профессора — так, мол, ему и надо! А нам пудрит мозги, будто пытается Антоныча удержать! Даже в дозор нас зовет! Еще бы! Если случится что-то непоправимое, мы станем свидетелями в пользу Глеба! А Антонычу никто не поверит, что его подговаривали... Только посмеются над ним. Ведь все знают, что у старика порой мозга за мозгу заходит... И вообще, во всей этой истории слишком много неизвестных... Так можно и запутаться!
— Мне на секунду пришло в голову, — сказал Петя, — не могут ли Глеб и Нина быть теми оперативниками, о которых говорил дядя Боря. Но, во-первых, он говорил об оперативнике в единственном числе, и, во-вторых, он категорически просил удержать родственников Егора от любых действий! Кто станет просить удерживать от активных действий оперативников? У меня возникает подозрение, что в Москве знают о родственниках Егора и боятся, что они, выкинув что-нибудь эдакое, порвут ту прочную сеть, которую следствие аккуратно плетет вокруг профессора!