Делать нечего – пошел. Среди колышущихся теней, спотыкаясь о коварно протянутые корни, падая на мухоморы. Все дальше от поляны с телом поверженного рыцаря, все ближе к избушке на курьих ножках. Вот уже и огонек голубоватый мелькает среди черных стволов. Дома ведьма.
Только неизвестно еще, к добру это или к худу.
Трудовик отогнал толстого мохнатого паука, норовившего заплести паутиной ведьмину дверь, и робко постучал.
– Степа, ты свинья! – строго сказала завхоз, разгибаясь.
– Да, – с готовностью признал трудовик, – а что с ним такое, Катерина Алексевна?
Завхоз пожала плечами и вытерла руки бумажной салфеткой.
– Может, «Скорую» вызвать? – осторожно предложил трудовик.
– Обойдемся без «Скорой», – проворчала завхоз, – нам лишние разговоры ни к чему. Сходи-ка ты, Степа, в медицинский, и принеси нашатырного спирту – знаешь, в холодильнике, голубая такая бутылка… Да смотри, ничего там не разбей! Так, еще воды… и рассолу, у тебя должен был остаться!
– А я как же, без рассолу-то? – заныл было трудовик, но завхоз коротко взглянула на него, и он тут же сник.
Медленно, волоча ноги, двинулся он к двери.
– Ладно уж, – остановила его завхоз, – в медицинский я схожу сама. А ты принеси воды, да побольше. Да приберись тут, ступить же некуда.
Однако когда трудовик вернулся в мастерскую, бережно прижимая к груди графин с водой, завхоз уже была там. Беззвучно шевеля губами, высоко подняв руку с зажатым в пальцах крошечным флакончиком, она капала в стакан немца какую-то темную, остро и неприятно пахнувшую жидкость. Плеснув туда воды (жидкость тут же заклубилась в воде, запузырилась и приобрела устойчивый болотный цвет), она осторожно отставила стакан в сторону. Потом вытащила из сумки кусок ваты, обильно смочила его нашатырем и поднесла к носу немца.
Трудовик на всякий случай отбежал в дальний угол.
Некоторое время ничего не происходило.
Потом немец вздрогнул, веки его затрепетали, но вместо того, чтобы прийти в себя, он лишь глубже завалился в кресло и засопел.
– Так-так, – сказала завхоз, прищурившись.
Трудовик вжался в стену.
Завхоз нагнулась к немцу и прошептала ему на ухо несколько слов.
Немец открыл глаза.
Потом встал. Причем, учитывая обстоятельства, этот процесс занял у него совсем немного времени.
– Добрый… вечер, – сказал немец завхозу, стараясь четко выговаривать согласные и при этом сохранять вертикальное положение.
Завхоз молча протянула ему стакан с болотной жидкостью.
– Что это? – вежливо, но настороженно поинтересовался немец.
– Яд, – коротко ответила завхоз.
Немец слабо улыбнулся и поднес стакан к губам.
– Постойте, – остановила его завхоз, – пожалуй, будет правильнее выпить это не здесь. Налево по коридору, вторая дверь.
Немец кивнул и медленно удалился, неся стакан перед собой.
Завхоз проверила крышку на банке с рассолом и опустила ее в свою сумку. Из угла послышался горестный вздох.
– Теперь подождем, – сказала завхоз. Она уселась в кресло трудовика, взяла со стола оставшийся кусок колбасы и с задумчивым видом принялась жевать.
Трудовик отлепился от стены.
– Катерина Алексевна… А как вы… А что вы ему сказали… Ну, тогда, шепотом?
Завхоз не ответила.
– Ну, пожалуйста! Я никому не скажу! Могила! Век воли не видать! Чтоб я сдох! Чтоб мне жить на одну зарплату!
– На одну, говоришь, зарплату? – удивилась завхоз. – А что, это можно устроить. Да ладно, не дрожи, шучу я…
Она поманила его к себе. Трудовик почтительно приблизился.
– Если он немедленно не очнется, сказала я, мне придется сделать ему искусственное дыхание. Рот в рот.
– О! – впечатлился трудовик.
Некоторое время в мастерской стояла тишина, нарушаемая лишь треском отдираемой колбасной кожуры. Затем трудовик, органически неспособный к терпеливому ожиданию чего-либо или кого-либо, не выдержал и спросил:
– Что-то его долго нет, Катерина Алексевна… Может, сходить посмотреть?
Завхоз покачала головой.
– Бывают в жизни моменты, – изрекла она, доев колбасу, – когда человек должен быть один… и только один. А вот, кстати, и он!
Немец, пошатываясь, пересек пространство между дверью и верстаком и рухнул в кресло. Завхоз, сдвинув брови, взяла его тяжелое влажное запястье и сосчитала пульс.
– Неплохо, – пробормотала она, – совсем даже неплохо. Как вы себя чувствуете, Карл?
– Благодарю вас, все в порядке, – чуть слышно отозвался немец, – если не возражаете, я еще немного посижу здесь и уйду.
– Гм… – завхоз с сомнением воззрилась на его покрытое испариной, осунувшееся лицо и мокрые, прилипшие ко лбу волосы. Покидать школу через главное, ярко освещенное, выходящее на все еще оживленную, несмотря на поздний час, улицу ему явно не стоило. Могли возникнуть совершенно ненужные вопросы.
– Гм… – повторила завхоз. – Степа, сходи-ка посмотри, на месте ли ночной сторож.
– Сторож отлучился, а вместо него сидит Привалов, – вернувшись, доложил трудовик.
Завхоз нахмурилась.
– Чтоб ему, – проворчала она, – опять проявляет трудовую инициативу.
– А если через черный ход? – робко предложил трудовик.
– Черный ход на сигнализации, – отозвалась завхоз, – недавно подключили.