Тайна Дикой Розы

— Лучиано, мы любим друг друга и можем быть откровенны. Откройся мне, что тебя держит, что мешает тебе... нам быть счастливыми?

— Прошу тебя, Дульсина, не требуй от меня невозможного. Прости меня, я должен уйти, иначе я сойду с ума.

Расставаясь с ней, он поцеловал ее долгим, страстным, мучительным поцелуем, с горечью оторвал от себя и стремительно вышел.

Дульсина безутешно плакала. Если любит, то какие могут быть препятствия? Тайны, тайны, вечные тайны. Она даже не могла поделиться с Кандидой. Своими тайнами он рвет отношения между ней и ее близкими. Если любит, то они могут пожениться. И тогда не надо никаких секретных свиданий, во время которых он даже не может остаться с ней наедине. Это не тайны, а обман, он ее обманывает, она опять стала игрушкой в каких-то неблаговидных играх. Ну нет, она больше не позволит играть с собой, как с куклой.

Дульсина, бурля от негодования, спустилась вниз, спросила у скучающего хозяина пансионата, где телефон, и позвонила Кандиде. Повинуясь безудержному желанию хоть как-то разрушить опротивевшие ей тайны, она сообщила сестре место их с Лучиано пребывания.

На следующий день после завтрака они вновь отправились гулять. Дульсина уже успокоилась, была миролюбива и улыбчива. Они сели на пригорке, Лучиано обнял ее за плечи.

— Не торопи меня, Дульсина, прошу тебя, не торопи.

— Я не тороплю. Поступай, как считаешь нужным.

— У нас с тобой целая неделя, и все может измениться, — он улыбнулся ей и впервые за этот день поцеловал.

Когда они, беззаботно болтая, заканчивали обед, к ним подошел хозяин. Он сказал, что у входа сеньора Мартинеса ждут и просят прийти поскорее. Лицо Лучиано потемнело, он бросил на Дульсину пронзительный взгляд, приказал ей немедленно подняться в комнату и никуда не выходить.

Она ждала, сидя в неудобном потрепанном кресле, понимала, что произошло неладное. Ей хотелось выглянуть в окно, но страх перед чем-то неведомым сковал ее движения. А вдруг неизвестные приезжие хотят расправиться с Лучиано? Может быть, ему нужна помощь? Дульсина вскочила и побежала к двери, столкнувшись с Лучиано, который в этот момент входил в комнату. Глаза его потемнели от гнева, хотя он и старался держаться спокойно.

— Быстро собирайся. Нам немедленно надо вернуться в Мехико. Я жду тебя в машине.

В машине они долго молчали, лицо Лучиано казалось неприступным. Наконец, он обратился к ней.

— Дульсина, кому и когда ты сообщила, где мы находимся?

— Это допрос?

— Это больше, чем допрос. Сейчас не время для обид и амбиций. Поверь мне, это очень важно. Итак, кому и когда?

— Кандиде. Перед отъездом, — пролепетала Дульсина.

— Перед отъездом? Странно. Ты говоришь правду? Умоляю тебя, Дульсина.

— Вчера вечером. — Она боялась посмотреть на него и опустила глаза.

— После того, как мы расстались?

— Да. Ты в чем-то подозреваешь Кандиду? Это невозможно!

— Значит, ты все-таки на меня обиделась. А я совершил немужской поступок, я доверился тебе, я доверился женщине. Боюсь, Дульсина, мы больше не сможем видеться.

— Теперь ты на меня обиделся? — Дульсина почти крикнула.

— Вот она, женская логика. При чем тут обида? И вообще я завтра же должен буду уехать на месяц, может быть, на два.

Вернувшись домой сломленная и раздавленная, Дульсина объяснила отцу, что плохо себя почувствовала у моря, началась тошнота и ей пришлось уехать. Дон Леонардо поверил, его дочь действительно выглядела, мягко говоря, неважно. А потом в ее комнату вбежала встревоженная Кандида. Дульсина без обиняков начала допрос.

— Кому ты сказала, что мы с Лучиано в горах?

— Его родственнице из Италии. Она звонила мне каждый день, жаловалась, что у родственников серьезные проблемы и срочно нужна помощь Лучиано.

— Что ты наделала!

— Но ведь родственники. Им надо было помочь.

— Вот ты и помогла. Он больше не хочет меня видеть!

— Но почему?

— А я больше не хочу видеть тебя. Убирайся! Убирайся немедленно!

Два дня Дульсина беспрерывно плакала. На третий день она попросила Селию принести успокоительный настой из трав, которым когда-то ее потчевал доктор Рамирес. На четвертый день она выбралась в город, чтобы отдохнуть от опостылевшего дома. Бесцельно бродя по улицам, она натолкнулась на Доменико, математика, который на званом вечере сидел рядом с Кандидой. Они обменялись дружескими приветствиями.

— Совсем забыл, — спохватился Доменико, — пожалуйста, напомни Лучиано, что через три дня его хотел бы видеть профессор Кеведа, у них какие-то дела по продаже загородного поместья.

— Но Лучиано уехал.

— Я что-то этого не заметил. Сегодня утром мы виделись... — Доменико осекся и предпочел откланяться.

Измученная страданиями Дульсина не могла придумать ничего лучшего, как вновь заподозрить неведомую соперницу. Она вспомнила, что Кандида говорила не о родственнике, а о родственнице, которая звонила в дом Линаресов. Похоже, что ее первая версия о мнимом монахе была правильной.