Педро Луис вспоминал ее восторг, и его сердце сжималось от счастья и от того, что он снова увидит Паулетту. Он с нетерпением ожидал каждой новой встречи И вот раздался шорох, а через секунду перед его глазами появилось радостное и прекрасное лицо девушки.
— Паулетта, — Педро Луис обнял девушку и поцеловал ее.
— Любимый, мне кажется, мы не виделись целую вечность, хотя это было только вчера, — шептала Паулетта. — Я так жду этих встреч. Если бы не ты, мне незачем было бы жить на этом свете. Ты — вся моя жизнь.
— Паулетта, я люблю тебя.
— И я люблю тебя, Педро Луис. Я так хочу, чтобы мы всегда были вместе. Иногда мне кажется, что еще день-два, и нас уже ничто на свете не сможет разлучить.
— Паулетта, — вздохнул Педро Луис, — ты же знаешь, что я беден и твои родители никогда не позволят нам быть вместе.
— Не хочу об этом думать, — покачала головой девушка. — Я ничего не хочу знать, кроме того, что ты меня любишь. Каждый час, каждую минуту...
Педро Луис прижал Паулетту к груди и стал нежно целовать ее. Их тела слились в объятии и замерли.
— Паулетта, — сказал наконец Педро Луис, — я хочу, чтобы ты знала. Что бы со мной ни случилось, я всегда буду любить тебя. Ты мне дороже жизни.
— И я, Педро Луис, я тоже буду любить тебя всегда.
Они снова слились в поцелуе.
Но вот девушка сделала шаг назад, по-прежнему не сводя глаз с любимого:
— Педро Луис, мне уже нужно идти. Скоро вернется отец, и все должны собраться в столовой к ужину. Эдувигес должна прийти и предупредить меня.
Среди деревьев послышались шаги.
— А вот и Эдувигес, — вздохнула Паулетта. — Нам пора прощаться, Педро Луис.
Он в последний раз поцеловал свою любимую, но в этот миг из-за деревьев показалась донья Росаура.
Увидев целующихся Паулетту и Педро Луиса, она буквально окаменела. Девушка первой заметила мать и в испуге отстранилась от парня. Педро Луис оглянулся и посмотрел туда, куда было обращено искаженное страхом лицо Паулетты, и тоже увидел донью Росауру. Та была настолько поражена, что в течение некоторого времени не могла вымолвить и слова.
— Я проклинаю тебя! — внезапно воскликнула она.
— Но мама... — прошептала Паулетта.
— Ты опозорила своих родителей! Ты... Ты... — Донья Росаура задыхалась от гнева.
— Мама! — в глазах Паулетты потемнело, она почувствовала, что силы оставляют ее, и упала в глубокий обморок.
Этого донья Росаура не ожидала.
— Эдувигес! — крикнула она. — Немедленно идите сюда.
Когда пожилая няня прибежала на зов хозяйки, она увидела, что Паулетта лежит на земле без чувств.
— Господи, — запричитала она, — да что же это делается... Бедная девочка...
— Заберите ее в дом и уложите, — донья Росаура повернулась к Педро Луису. — А ты уволен! Убирайся немедленно, и не приведи Господь тебе еще хоть раз встретиться со мной.
Как только дон Карлос вернулся домой, донья Росаура рассказала ему о случившемся. Она вся дрожала от возмущения:
— Я спросила Эдувигес, где моя дочь и что она делает в саду в столь поздний час. Эта бестолковая старуха ничего не смогла мне ответить, и я сразу сердцем почувствовала неладное. Ты представляешь себе, Карлос, они целовались! Это просто уму непостижимо. Я чуть с ума не сошла, когда увидела угу безобразную сцену!
Не говоря ни слова, дон Карлос поднялся в комнату Паулетты. За ним последовала донья Росаура...
Доктор Габриэль Вальехо несколько удивился, когда в его приемную вошел мужчина. Разумеется, иногда к нему приходили мужья, сопровождавшие своих жен, бывали редкие случаи, когда отцы являлись с дочерьми, но все-таки гинеколог чаще всего имеет дело с женщинами.
— Я вас слушаю, сеньор? — ничем не выдав своею удивления спросил он — Чем могу быть полезен?
— Я... собственно, здоров, — неуверенно начал Мигель, с ужасом рассматривая гинекологическое кресло, и, не найдя ничего лучшего, протянул врачу руку: — Мигель Вильярреаль.
Врач со все возрастающим недоумением пожал протянутую руку и также представился:
— Габриэль Вальехо.
— Меня привело сюда одно дело, — туманно начал Мигель, — собственно, имеющее некоторое отношение к медицине.
Он не знал, как перейти к тому, зачем пришел, и, чтобы скрыть смущение, сел на стул и вновь удивил врача, предложив ему присаживаться.
— У меня к вам серьезный разговор, — таинственно сообщил Мигель, и, не дожидаясь, когда врач сядет, начал: — Я хочу попросить вас об одном одолжении. Постарайтесь восстановить в памяти события приблизительно двадцатилетней давности. Я бы попросил вас вспомнить одно событие. Простите, здесь можно курить? — Мигель с сомнением осмотрел блестящие хромированные инструменты, больше напоминавшие орудия пыток.
— Извините, сеньор Вильярреаль, но здесь я принимаю своих пациенток...
— Понимаю, можете не объяснять, — махнул рукой Мигель. — Так вот, это было лет двадцать назад, может быть, чуть больше. Вас вызвали в один дом с просьбой принять роды. Все было обставлено чрезвычайно секретно, вам заплатили гораздо больше, чем принято в таких случаях, и просили соблюдать тайну...