Итак, сделать кустарную, но вполне эффективную дымовуху труда не составляет — при условии, что у вас имеется тот самый шарик для пинг-понга. Или любые другие куски тонкого целлулоида, скажем, останки дешёвого школьноготранспортира. А если упомянутых стратегических материалов в наличии нет — приходится прибегать к методам школьной алхимии, требующим уже некоторого навыка.
После того, как Ростовцев с Прокопычем вернулись из вылазки на Никольскую (требуемые ингредиенты были найдены в виде стеклянной двухлитровой банки с порошком селитры и несколькими пожелтевшими номерами «Московских ведомостей), я взялся за дело.
Итак. Примерно два литра воды выливается в жестяной таз, кстати отыскавшийся среди прочего хлама на чердаке. В воду высыпается полкило селитры — весов не было, приходилось отмерять на глаз, — и хорошенько перемешал. После чего — вымочил полосы, оторванные от газет (ножниц, разумеется, не нашлось) в полученной смеси и, выбравшись из слухового окна, разложил полуфабрикаты на железе крыши. Октябрьское солнышко не слишком жаркое, но бумага всё равно высохла меньше, чем за час, и осталось только свернуть хрустящие газетные полосы в плотные рулончики и зафиксировать их нитками. Я пожалел, что не нашлось под рукой фольги — но что поделать, чего нет, того нет. Выстроил пять готовых рулончиков в рядок на подоконнике чердачного окна. Хорошо бы, конечно чтобы они нам вовсе не пригодились, но если что — мы готовы к любым мыслимым и немыслимым неожиданностям.
Ростовцев с гасконцем тем временем привели в жизнь другую, не менее существенную, часть нашего плана — подробно, в деталях расспросили проводника о предстоящем театре военных действий. И даже набросали с его слов схему обширного соляного подвала, к которому, как выяснилось, примыкало подземелье под синагогой. Подвал этот использовался тамошними обитателями для хранения всякого хлама, и притаиться там так, чтобы никто не смог пройти мимо, оставшись незамеченным, труда не составляло.
До намеченного срока ещё примерно два часа. После чего, соглдасно всё тому же плану, мы с Ростовцевым и Прокопычем, вооружившись и переодевшись в рабочие куртки и штаны, отыскавшиеся в седельных чемоданах, выдвигаемся по направлению к Глебовскому подворью. А д'Эрваль, выждав ещё полчаса, в сопровождении дражайшего нашего Соломона Янкеля отправляется на встречу с учёным архитектором, мамлюком Даудом и «сопровождающими их лицами».
А пока — ждать.
II
— Девушку-то зачем с собой тащите? — хмуро осведомился д'Эрваль. — Под ногами будет путаться, мешаться. Мало у нас других забот…
— Я не буду это обсуждать. — столь же неприветливо ответил мамлюк. — Она пойдёт с нами. Так решено.
Лейтенант скривился. Подобный обмен репликами повторялся уже в третий раз за последние полчаса — с тех пор, как они встретились напротив Спасских ворот. Д'Эрваль, как и было условлено, привёл с собой еврея-проводника; Дауд же явился в компании учёного, Далии и ещё двух мамлюков — хмурых, неразговорчивых, оба с большущими, чёрными, как смоль, усами, кончики которых были закручены чуть ли не до уголков глаз. Вооружились мамлюки, как и их командир, не обычными своими саблями-скримитарами, а куба более короткими ятаганами. Кроме них, у каждого за пояс было заткнуто по два, а то и три пистолета — восточные воины всерьёз отнеслись к перспективе схватки в узких подземных тоннелях, и гасконец не мог не одобрить их выбор.
Помимо оружия, каждый из мамлюков нёс завёрнутые в рогожу инструменты — кирку, лом и топор. Кроме того, за спиной у каждого имелся туго набитый ранец, к которым были притянуты ремнями манерки с водой.
«…основательно подготовились, ничего не скажешь…»
— Ладно, дело ваше. — лейтенант пожал плечами. — Спасибо хоть, мадемуазель платье себе подобрала подходящее…
И действительно, спутница Дауда предпочла мужскую одежду — рабочую кавалерийскую куртку, штаны из полосатого тика, какие солдаты надевали на биваках и для хозяйственных работ, и удобные башмаки. Наряд дополняла зелёная с голубой тесьмой фуражная шапочка-бонэ, залихватски сдвинутая на правое ухо. За шарфом, перетягивающим тонкую талию, имел место маленький двуствольный пистолет с металлической рукоятью, а с плеча свешивалась сухарная сумка.
Проводник кашлянул — раз, другой. Д'Эрваль обернулся.
— Что ещё, мсье Янкель?
— Если господа позволят мне высказаться, — заговорил Янкель, — то нас слишком много. Не надо спускаться вниз такой большой компанией, в некоторых коридорах и втроём-то негде развернуться…
Дауд поглядел на Янкеля с недоумением — словно заговорил фонарный столб или афишная тумба.
— Однако же, ваша родня там разместилась, и места всем хватило… — ответил гасконец. — Так что советы свои оставьте при себе до тех пор, пока вас спросят.
Сказано было с лёгкой угрозой — лейтенант опасался, что проводник случайно сболтнёт что-то такое, чего говорить отнюдь не следовало. Хотя — они говорят по-русски, а ни математик-архитектор, ни мамлюки этого языка не понимают. Вот, разве, их спутница… впрочем, откуда магометанке из Египта (или откуда они там?) знать здешнюю речь?