Тайна доктора Фрейда

Зауэрвальд знал, что, изучив финансы доктора Фрейда, он возьмет в свои руки и его судьбу, и судьбу самого психоанализа. Это доставляло ему некоторое удовлетворение. Он нетерпеливо углубился в досье. Все здесь. Большая часть счетов, официальных документов, банковских выписок, равно как личные записи психоаналитика и его переписка. Так он узнал, что «Internationaler Psychoanalytischer Verlag», или попросту Издательство, было основано благодаря промышленнику Антону фон Фройнду, который его финансировал. Между 1925-м и 1932 годами им управлял журналист и писатель Йозеф Шторфер. При его личном участии выходили три периодических издания, хотя он и не был практиком психоанализа. Затем его сменил Эдуардо Вайс, австро-венгерский врач, впоследствии эмигрировавший в Италию, как следовало из его переписки с Фрейдом. В Обществе состоял также Ганс Сакс, вернейший из верных, доктор права, учредивший журнал «Имаго», чтобы ознакомить с фрейдистской мыслью Соединенные Штаты, когда решил эмигрировать туда в 1933 году.

Перед Зауэрвальдом представало маленькое, но беспрерывно растущее международное предприятие, распространявшее свои идеи по всему свету, отчего рос и его авторитет. Настоящая чума, которая с каждым днем приобретает все большее влияние, чему Рейх решил положить конец, нацелившись на особу создателя и официального представителя Общества – доктора Зигмунда Фрейда.

Через несколько часов, изучив десятки страниц финансовой отчетности, Зауэрвальд не мог сдержать удовлетворенного вздоха. Он обнаружил, что тот, кем он занимается, должен деньги своим поставщикам. Однако евреи не имеют права покидать Австрию, прежде чем их предприятия не расплатятся со всеми долгами. Он сразу же понял, что Фрейдам придется где-то изыскать весьма значительные суммы, чтобы покрыть задолженность издательства. Суммы, которыми они не располагают, потому что на все их средства наложен арест. Они угодили в ловушку Рейха, в порочный круг, в котором губят себя все легковерные евреи.

Но это еще не все. Ему нужно обнаружить неопровержимое доказательство того, что психоаналитик нарушил закон, совершил уголовно наказуемое деяние. Зауэрвальд слегка усмехается, пригладив себе волосы. Его рапорт будет точным и результативным: с ним он сможет добиться продвижения в нацистской партии.

Ему требуется лишь доказать существование средств, направленных в иностранные банки. Ведь всем известно, что преступление этого рода карается смертью.

Глава 3

Марта вздрогнула: властный звонок раздался как раз в тот момент, когда она собралась готовить завтрак. Она бросила взгляд на Паулу Фихтль, домработницу, и та пошла открывать. Строгая прическа: тугой узел волос и безупречный пробор, темные глаза и отсутствие улыбки на губах – Паула относилась к тем служанкам, которые всю жизнь посвящают своим хозяевам. Прежде чем перейти к Фрейдам, она работала у Дороти Берлингем, пациентки и подруги главы семьи и его дочери Анны. И уже скоро десять лет, как она состоит у них на службе, принимает визитеров и следует за домочадцами как тень.

Едва Паула успела открыть дверь, как в прихожую, оттолкнув ее, ввалились два эсэсовца. Из-за их спин появился Антон Зауэрвальд и, глядя на нее с сокрушенным видом, тихо произнес, показав на нацистов:

– Чего еще ждать от пруссаков!

Марта мелкими шагами направилась в кабинет, где работал муж. Зигмунд дал ей понять, что в курсе происходящего. Когда они услышали, как Зауэрвальд спрашивает у Паулы, дома ли хозяева, его сердце начало колотиться сильнее. Он поспешно достал письмо из ящика стола и сунул его в карман брюк.

Сделав несколько шагов, чтобы вернуть себе спокойствие, он призвал к порядку нервно залаявшую Люн. С тех пор как Анна приобрела немецкую овчарку, незаурядного пса, которого назвали Вольфом, Фрейд очень полюбил собак. Вольф как-то раз сумел потрясти всю семью, когда, потерявшись во время прогулки, вынудил какого-то таксиста привезти его домой – нарочно наклонил голову, чтобы показать ему свой ошейник, где были выгравированы его имя и адрес. Фрейд тогда так сильно подружился с этим псом, что даже вызвал у Анны маленький приступ ревности. Потом появилась Йофи, остававшаяся с ним во время сеансов и объявлявшая их окончание зеванием или лаем – так точно, словно по часам; и, наконец, Люн, которая оживляла дом своим несвоевременным тявканьем.