Тайна доктора Хента

– Стоит, пожалуй. Я читал его книгу о высшей нервной деятельности. Там много пометок вашего отца. Очень оригинальные теории. Его, конечно, надо бы пригласить, но я не знаю, где его искать.

– Я поеду за ним, – решительно сказала Эли.

Спустя два часа профессор Райс приехал к Люо. В отличие от своих коллег, он держался просто и разговаривал без иронически-покровительственного тона, так раздражавшего Улисса. Осмотрев Люо и ознакомившись с анализами и данными всевозможных исследований, он спросил Хента:

– Вы его постоянный врач?

– Да.

Райс взглянул на Улисса так, как смотрит капитан на нового матроса, с которым предстоит далекое и трудное плавание: сурово, изучающе. Но это продолжалось только миг. Глаза его снова стали приветливыми.

– Вы, конечно, не хуже меня понимаете, что наблюдения врача, постоянно общающегося с больным, важнее любых анализов, – сказал он. – Особенно в таком случае, когда речь идет о заболевании нервной системы.

– Вы считаете, что летаргия вызвана расстройством нервной системы?

– Вероятно. Мальчик часто выступал в концертах, усиленно занимался. Можно предполагать нервное переутомление. На чрезмерное раздражение мозг ответил торможением, чтобы дать нервным центрам отдохнуть. Это своего рода защитный сонный реф­лекс.

– Вы и здесь прибегаете к теории рефлексов? – заметил Улисс.

– У вас есть другое объяснение?

– Я предполагал, что мы имеем здесь дело с какой-то инфекцией.

– Но анализы не подтвердили это.

– Может случиться, что это объясняется несовершенством лабораторной аппаратуры и… наших знаний.

– Мне не хотелось бы сейчас вступать в научный спор, – осторожно прервал его Райс. – Если вы можете представить какие-нибудь доказательства, готов их выслушать. Вероятнее всего, сон наступил вследствие непосильной нагрузки, вызвавшей резкое ослабление высших отделов головного мозга. Не замечали ли вы раньше каких-нибудь симптомов нервной перегрузки: нервозности, рассеянности, не жаловался ли ребенок на головные боли?

– Да, замечал, – ответил Улисс. Ему стало стыдно, что он раньше не придавал значения очевидным фактам, которые должны были насторожить врача. – Люо в последнее время стал раздражителен, рассеян. Я относил это за счет его сосредоточенности на музыке. Он был так поглощен музыкой, что делал иногда невероятные вещи. Однажды за обедом, например, он по рассеянности начал вместо пищи жевать салфетку.

– Да, сосредоточенность в музыке отвлекала мальчика от всего остального. Возбуждение одних участков мозга вызвало торможение других.

– У мальчика были звуковые галлюцинации. Ему все время слышались шумы, звук пара, вырывающегося из узкого горлышка, и прочее. У него ведь такой острый слух!

Райс задумался. Он мял в руках уголок скатерти, точно пробуя ее качество.

– Я был на концерте Люо. Вы знаете, о чем я думал? – спросил он.

– О чем?

– Нельзя было разрешать ребенку каждый день выступать.

– Но миллионы людей хотят его слушать. Как можно лишать их этого удовольствия? Со всех концов земного шара идут телеграммы: Люо приглашают на гастроли.

– Вы думаете, дело только в этом?

Взглянув в открытые, доверчивые глаза Райса, Хент сказал:

– Вы правы. Главную роль играли деньги. Хозяева не хотели терять доходов. Я возражал, но… к сожалению, оказался бессильным.

Райс вздохнул.

– Простите, что я заговорил о таких вещах, вы, по-видимому, не этого ждали от моего визита.

– И этого тоже, – решительно сказал Улисс. – Раньше мне казалось важным поразить людей искусством трехлетнего мальчика, делающего то, что по силам не каждому взрослому. Теперь я понимаю, что ошибся. Надо было заботиться о сохранении таланта… о развитии его.

Райс взял со столика фотографию Люо, снятого у дирижерского пульта в день первого концерта. Он несколько минут молча рассматривал снимок.

– Вы думали в тот вечер о будущем Люо?

– Конечно, думал, – живо ответил Улисс. – Я сидел в первом ряду и не сводил глаз с мальчика. Аплодисменты были такие, что зал дрожал. И мне в ту минуту показалось…

Он умолк, смущенно глядя на Райса.

– Я понимаю вас, – мягко сказал Райс. – В такие минуты все кажется хорошим и достижимым. Но как часто лестница обрывается прежде, чем человек достигнет вершины… Люо хорош, как вундеркинд, но что будет с ним, когда он станет взрослым? Талантливых музыкантов в двадцать, тридцать, сорок лет много. Люо в эти годы перестанет быть исключительностью.

Улисс внимательно слушал Райса, но одна мысль тяготела над всем: «Мальчика загнали концертами. Нельзя было разрешать ему так часто выступать».

– Вы убеждены, что его переутомили концертами? – спросил Улисс взволнованно.

– Не могу достоверно говорить, так как не знаю всего, что следовало бы знать о ребенке. Но мне кажется, что мозг его устал и требовал отдыха. Этого… простите, не заметили. И мозг ответил защитной реакцией.

Райс прошелся по комнате.

– Коль скоро мы заговорили с вами о научных проблемах, я хотел бы сказать еще вот что: природа помогает людям, когда они делают то, что соответствует ее законам. И природа мстит людям, когда они идут против нее напролом.

– Но как же тогда понимать борьбу человека с природой?