Тайна доктора Николя (сборник)

— О, мисс Ветерелль, вы не можете себе представить, какое счастье доставляли мне беседы с вами! А завтра мы расстанемся, быть может, навеки, и я вернусь к своей обычной скучной и беспросветной жизни.

— Нет, не говорите так, ведь у вас есть работа, у вас есть цель…

— Все это верно, но мне не для кого работать. Я говорил вам, что, с тех пор как себя помню, я не знал ни ласки, ни нежности. Я никому не нужен, меня не любит ни одна душа в мире, и нет человека, которому моя смерть принесла бы огорчение.

— Не смейте, не смейте так говорить… — Ее голос задрожал. — Нет, это неправда, не может быть правдой!

— Но это правда, мисс Ветерелль, горькая правда. О, если бы я мог надеяться, мисс Ветерелль, что вы принимаете во мне хоть малейшее участие, я бы с легким сердцем взялся за свою нелегкую работу…

Мисс Филлис вновь смущенно отвернулась, ее рука покоилась на перилах. Сердце мое бешено колотилось. Я не выдержал:

— Я люблю вас, Филлис. А вы… ответите ли вы на мое чувство?

Ее маленькая рука упала с перил, и я поспешил завладеть ею. Девушка как будто не расслышала вопроса. Я повторил его.

— Да, — едва слышно прошептала она.

Прежде чем моя возлюбленная успела сообразить, что сейчас произойдет, я заключил ее в объятия и начал покрывать страстными поцелуями. Она не оказывала никакого сопротивления. Она была моя. Ее первые, еще робкие поцелуи подтвердили мне то, что едва смогли вымолвить ее губы. И в этот момент мне показалось, что и море, и звезды полны сказкой моей любви. На горизонте неторопливо всплывала луна, словно желая подслушать слова любви, которые я горячо шептал. Я был беспредельно счастлив, и признания, пылкие и бессвязные, рвались прямо из души. Я узнал, что любовь связала нас своими невидимыми, но неразрывными узами.

Глава IX

Я прижимал свою желанную к сердцу, она немного смущенно и нежно смотрела на меня. Вдруг выражение ее взгляда изменилось, и из нежного он стал почти испуганным. Я обернулся: к нам медленным, размеренным шагом приближался ее отец.

— Оставьте нас одних, — прошептал я, и она исчезла, а я остался с глазу на глаз с рассерженным родителем.

Выражение его лица ясно свидетельствовало о его состоянии; было очевидно, что он все видел и слышал.

— Мистер Гаттерас, — сказал он сухо, — будьте любезны объяснить, что все это значит.

— Мистер Ветерелль, — ответил я, поднимаясь с кресла, — я вижу, что должен наконец дать вам некоторые объяснения. Незадолго до вашего прихода я осмелился признаться вашей дочери, что люблю ее. Она была весьма великодушна и ответила, что и сама разделяет мое чувство. Ввиду сложившихся обстоятельств я покорнейше прошу у вас руки вашей дочери.

— Вы, сэр, злоупотребляете тем, что оказали моей дочери помощь в Сиднее. И это вовсе не делает вам чести.

— Я полагаю, сэр, что ваша дочь вольна распоряжаться своими симпатиями и любить того, кто этого заслужит. Она была так добра, что обещала стать моей женой, конечно, с вашего позволения. Существуют ли, по вашему мнению, какие-либо препятствия к этому?

— Только одно, но оно непреодолимо. Запомните, я запрещаю вам даже думать о возможности свадьбы. Это недопустимо.

— Но ведь так вы погубите две молодые жизни! Ради бога, объясните причину вашего отказа!..

— Я вовсе не обязан вам что-либо разъяснять. Я запрещаю — и все.

— Так это окончательное ваше решение? И вас не тронут ни мольбы, ни уверения?

— Нет, сэр, мое слово неизменно. Я не могу в один момент передумать. Кроме того, позвольте заметить, что ваше поведение по отношению к Филлис здесь, на борту корабля, было неджентльменским. Прощайте.

— Постойте, мистер Ветерелль! — воскликнул я, пытаясь задержать почтенного джентльмена. — Вы были так любезны, что познакомили меня со своими взглядами. Отвечу вам тем же. Ваша дочь меня любит. Я честный и трудолюбивый человек и люблю ее всем сердцем. Я заявляю вам, что, несмотря ни на что, даже на ваши запреты и протесты, мы все же будем продолжать любить друг друга и Филлис станет моей женой даже без вашего на то согласия.

— Вы сошли с ума.

— Уверяю вас, что нет. И благодарите Бога, сэр, ведь я помню, что вы отец той девушки, которую я люблю. Никому, слышите, никому другому эти слова не сошли бы с рук.

— Я не желаю продолжать этот бессмысленный спор. Я сообщил вам свое окончательное решение. Прощайте.

— До свидания, — ответил я, и он ушел.

Я находился в странном состоянии: волнение, охватившее меня после объяснения с отцом моей возлюбленной, смешивалось с восторгом от осознания, что Филлис любит меня, принадлежит мне. Моя голова кружилась, я был словно в тумане.

Пробило восемь склянок.[3] Я машинально спустился по лестнице и вошел в свою каюту. Иллюминатор был открыт, а на столике перед ним лежал узкий лиловый конверт, адресованный мне. Недоумевая, я раскрыл его, вынул небольшой листок и с трепетом и восторгом прочел следующие строки: