Тайна древнего замка

Наш разговор проходил в том самом зале, где я обычно проводил заседания. Герцог сказал, что хочет осмотреть здание городского суда, и под этим предлогом уединился со мной там. Предлог был довольно прозрачным – мой зал для заседаний ничем не отличался от подобных помещений в любых других зданиях суда: тут стоял большой стол, за которым я обычно сижу, и столик поменьше для моего писаря. На стенах висели щиты с гербами герцога и короля. Больше тут смотреть было не на что.

Так как я единственный, кому разрешается сидеть во время судебного процесса, в зале только один стул. Заметив это, герцог приказал своим слугам принести еще один. И вот уже два стула стоят друг рядом с другом, едва соприкасаясь подлокотниками. Почему-то при взгляде на них я подумал о старой супружеской паре, в которой каждый молчалив и одинок. Сквозь желтое стекло – очень дорогое – отсюда можно было увидеть рыночную площадь. К сожалению, весть о приезде герцога и месте его теперешнего пребывания быстро распространилась, и пара сорванцов расплющила себе носы о стекло с другой стороны окна, чтобы хоть мельком увидеть правителя этих земель. Впрочем, вряд ли им удалось бы заметить что-то кроме смутных очертаний, в то время как и я, и герцог прекрасно видели их разинутые рты. Итак, наш разговор проходил в странной атмосфере.

– Прошу вас, викарий, присаживайтесь.

Я помедлил, ибо герцог еще стоял, но потом, поклонившись, выполнил его распоряжение.

Герцог Бурхард вел себя крайне благосклонно. Когда слуга бургомистра принес бутылку вина, его светлость лично налил вина в бокал и передал его мне. Такое поведение можно ожидать от человека, который либо очень ценит тебя, либо очень нуждается в твоей помощи. Или от человека, который уже вскоре отправит тебя на верную смерть и на губах его будет играть все та же холодная улыбка.

– Прежде чем отправиться ко двору в Тюбингене, – начал Бурхард, слизнув капельку алого вина с седых усов, – я непременно хотел поговорить с вами. И вы, вероятно, догадываетесь почему. Расскажите мне о смерти графа Агапета.

Я хотел встать, чтобы доложить ему результаты моего расследования, но Бурхард жестом приказал мне сидеть. Мне было сложно сосредоточиться, зная, что сам герцог стоит у меня за спиной. Еще и эти мальчишки за окном!

– Насколько я помню, я присылал вашей светлости письмо об этом убийстве.

– Я знаю, я знаю. Вы писали, что установить личность убийцы не представляется возможным.

– Именно так, ваша светлость. Есть улики, свидетельствующие о вине того или иного жителя замка, однако же все собранные мною доказательства не позволяют увидеть картину произошедшего во всей ее целости.

– А что насчет язычницы?

– Она не убивала графа Агапета, ваша светлость.

– Почему вы так уверены в этом?

Я хотел спросить у него, как он может быть уверен в том, что это сделала она, но не осмелился. Герцогу можно наступить на больную мозоль только в том случае, если ты уверен, что успеешь скрыться до того, как он почувствует боль.

– Конечно, она была на месте преступления и у нее была причина для убийства, ваша светлость…

– Ну вот.

– Но многое говорит о том, что она не убивала графа.

– На мой взгляд, возможности и мотива вполне достаточно.

– Да, но…

– А Эстульф?

– Простите?

– Эстульф мог совершить это преступление?

– Как я уже говорил вам, ваша светлость, есть улики, указывающие на его вину, но их недостаточно, чтобы…

– А графиня Клэр?

– Ну, она…

– Против нее выдвинуты обвинения.

– Простите, я не понимаю, о чем вы, ваша светлость.

– Бальдур выдвинул против нее официальные обвинения в супружеской измене с Эстульфом. Если ему удастся доказать ее вину, это будет означать, что графиня совершила чудовищное святотатство, ведь она принесла клятву именем Господа нашего. Тот, кто способен преступить такую клятву, способен и на убийство. Ее вина в этом случае становится очевидна.

За мгновение до этого очевидной ему казалась вина Кары, подумалось мне.

– Именно так, ваша светлость, но если что-то кажется очевидным, то стоит озаботиться вопросом, не скрывается ли за этим какая-то совершенно другая история, которая…

– Вы мудрствуете и городите какую-то чепуху, Мальвин из Бирнау.

– Как угодно вашей светлости.

– Вы слишком погрузились в те события, слишком озаботились подробностями и ненужными деталями. Издалека картина видится четче, и я, как человек, который смотрит на произошедшее издалека, могу сказать вам, что виновна либо язычница, либо графиня, либо ее любовник.

Почему бы нам не отрубить им всем головы, тогда наказание точно постигнет виновного, подумалось мне. Мне хотелось предложить герцогу реформировать судебную систему, чтобы в дальнейшем следователи даже не приближались к месту преступления, а судьям нельзя было знать ничего, кроме разве что имен подозреваемых. В таком случае они как раз смотрели бы на произошедшее издалека и смогли бы в точности установить личность виновного, чтобы передать его палачу. Почему же никто не додумался до этой блестящей идеи до Бурхарда, герцога Швабии?

– Как я вижу, вы до сих пор не уверены в их виновности, викарий.

– Не до конца, ваша светлость.