Такие выпады мне приходилось отражать довольно часто. Личная жизнь. Интересное понятие… Сколько порою укрывается за этим ненаказанного зла и другой гадости. Мне не раз доводилось перетряхивать то, что только называлось личной жизнью, а было на самом деле либо причиной, либо следствием преступлений.
— Ну, знаете! — возмутилась Сватко. — Похоже, я на вас пожалуюсь.
— Ваше право, — согласилась я. — Но прошу ответить на мой вопрос.
— Вы знаете, где работает Любарская? — спросила Сватко.
— Знаю, она заведует аптекой.
— Тогда вы должны знать, что к ней многие обращаются за лекарствами. Я не исключение.
— И других отношений между вами не было?
— Нет, — отрезала она. — Я могу идти?
Сватко подчеркнуто внимательно прочла протокол, энергично расписалась и, сухо простившись, ушла.
Я вынуждена была признать, что контакта не получилось, ничего нового к делу не прибавилось. Если не считать впечатления, что Сватко не совсем искренна.
В плане нашей работы по делу я сделала дописку: "Капитану Волне выяснить связи Сватко”. Кого-то эта женщина все же скрывала.
Любарская не появлялась. До конца рабочего дня время еще было, и я позвонила в аптеку. Ответила мне сама Любарская. Услышав, кто и почему ее беспокоит, стала торопливо извиняться. Важное совещание, срочная работа — все было в этом извинении и, наконец, прозвучало главное:
— Я думала, можно обойтись и без меня.
— Но к вам, тоже имеются дополнительные вопросы.
— Какие вопросы? — в голосе Любарской слышался откровенный испуг.
— И все же вам придется явиться на допрос, — строго сказала я.
Любарская замолчала, слышно было лишь ее дыхание, потом попросила:
— Можно завтра? Не могу сегодня, занята очень, честное слово!
Мне ничего не оставалось как согласиться.
Рабочий день кончался, у каждого свои заботы и дела, может, и важные. И все же мне очень, очень не нравилось, что Любарская не явилась сегодня. Что ж, буду ждать Антона.
Я невольно вздохнула, снова раскрыла дело. Перечитала допрос Сватко, записанный теперь уже моей рукой, утвердилась в первоначальном мнении: Сватко кого-то скрывает. Кажется, того, кто надоумил ее прийти к Гулину. Зачем? Чем она навредит тому человеку? Впрочем, если он имеет отношение к делу, она раскроет его, когда назовет. Эпизод со Сватко ясен, как день: взятка передана и разоблачена, причем в присутствии совершенно посторонних людей. Если Любарской нужно было верить на слово, то здесь — уйма свидетелей, изъятые деньги…
А не Любарская ли направила ее к злополучному главному инженеру? Ей он помог за взятку, она и отправила знакомую по своей дорожке. А та возмутилась, раскрыла взяточника. И Любарской пришлось признаться! А наверное, не хотелось. "Вот как было на самом деле”, — обрадовалась я догадке, объясняющей мои сомнения. Как же следствие упустило этот момент — не проверили связь между потерпевшими? И я почти попалась на эту удочку Сватко! Но у меня есть время, и завтра предстоит допрос Любарской. Уже по краткому телефонному разговору я чувствовала, что с ней будет работать легче.
А пока — материалы дела. Я принялась скрупулезно, фразу за фразой, сравнивать заявления потерпевших. Нет ли тут чего интересного?
Предчувствие меня не обмануло. Вот: "Добровольно сообщая об изложенном, прошу в соответствии с требованиями закона освободить меня от уголовной ответственности”. Этой фразой — дословно — заканчивались оба заявления! И еще насторожил меня стиль фразы — совсем не характерные слова для лексикона инженера, да и аптекарши тоже.
На мой взгляд, так юрист может написать — только юрист. Ишь, "в соответствии с требованиями закона”! — привычный, часто встречающийся штамп в наших документах. Откуда он появился в заявлениях?
Со вздохом я сделала еще одну пометку в плане — это уже себе.
Волна мне так и не позвонил, я сердилась на него — что за совместная работа без взаимной информации — даже в течение дня. Нас ведь всего двое, а времени — в обрез.
Пора было заканчивать работу, все давно разошлись, и я поехала домой. Дело лежало в сейфе, но мысли о нем не оставляли меня и в дороге, пока я медленно ехала в успевшем уже опустеть троллейбусе, и дома, когда готовила свой легкий ужин — так и не могу я привыкнуть готовить по-настоящему для себя одной. И к одиночеству тоже не могу привыкнуть. Все кажется — вот возвратится он — мой Саша, Сашуня, Алексашка, веселый, голубоглазый, и я разглажу ранние складочки у его милых губ и скажу ему, как мне без него плохо, как скучаю и думаю о нем. Но мой Саша ко мне никогда не придет. Коротким было мое женское счастье.
И лучше об этом не надо. Больно.
А Волна нашелся. Позвонил, когда я уже устала злиться на него. Коротко, по-деловому доложил, что новости есть и обсудим их завтра при встрече. Я пожаловалась ему на неявку Любарской, он строго заметил:
— Зря не настояла.
А выслушав мои подозрения, глубокомысленно изрек:
— Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела.
Я пожелала ему спокойной ночи, в ответ он засмеялся:
— Отдыхом еще и не пахнет. Я не из дома звоню. Привет, — в трубке раздались короткие гудки.
ГЛАВА 4