Тайна двух чемоданов

– Не обязательно сад должен быть как сад, – сбивчиво, путаясь в русском языке, объяснял Курихара, – не всегда надо сказать «солнце», чтобы стать светло, и сказать «дождь», чтобы стать мокро. Да. Нет. Японцы не это принято. Эти крупные камни мочь быть земля или горы, или есть дикие звери, а мелкие камни мочь быть облака или горная река. Да. Главное, что мы видим. Не надо говорить, надо понимать. Сердцем. Да.

– Вот здорово! Сердцем! Здорово! Молодцы японцы! А интересно, – восхищенная девушка обернулась к матери, – а как японцы в любви объясняются, а? Тоже сердцем?

– Откуда мне знать? Мне не объяснялись, – неожиданно сухо ответила мать. – Спроси Курихару-сана.

– Курихара-сан, а как вы, – Марта внезапно покраснела, – то есть не вы, конечно… Ну, то есть вы, но не лично вы… Вы не подумайте! А вообще…

Японец остановился и выжидательно смотрел на девушку, по привычке улыбаясь, но напряженно пытаясь понять, что она хочет спросить. На переносице, прямо над металлической дужкой его очечков появилась капелька пота. Любовь так же молча и внимательно смотрела на свою дочь, словно тоже не понимая ее.

– Ну хорошо! – Марта устала от попыток распутать собственные объяснения. – Вот как японцы объясняются в любви? Вот вы, Курихара-сан, когда влюбитесь, что скажете своей девушке?

– Я… Ваша мать, Марта-сан, учит меня русскому языку, но я плохой ученик и еще не все понимаю, что мне говорят. Да. Нет. Нан дакэ…. Поэтому, пожалуйста, говорить медленнее. Хорошо? Я… У нас, японцы, нет традиция говорить про любовь. У нас если говорить про любовь, то любовь сразу кончаться. Вы понимаете?

– Боже, как это здорово! Мама, как красиво, правда? Высказать любовь, значит потерять ее! Это и есть сердцем! Это правда! Это правильно, любовь надо хранить! Вот тут, в своем сердце! – и Марта поднесла правую руку к левой стороне невысокой груди. Не успевший отпустить ее Курихара вынужден был развернуться и слегка прижался к девушке. Он, явно смущенный, не смог посмотреть ей в глаза, аккуратно забрал руку и отвернулся. Впрочем, журналист быстро пришел в себя и жестом приглашая идти дальше, продолжил экскурс в глубь японского сада и психологии японцев.

– Когда японец женится, это не всегда любовь. Это просто… Так надо. Традиция. Понимаете?

На этот раз уже и мать, и дочь сосредоточенно кивнули.

– Я женился. У меня в Токио есть жена. Но… у меня нет любовь.

– А как же вы женились? – вспыхнула Марта, снова остановившись.

– Традиция. Японская. Да. Омиай. Сначала надо найти специальный человек…

– Сваха? – подсказала Люба.

– Да. Точно. Наверно. Потом семьи договариваются. Если брак выгоден две сторона, то все хорошо. Готово, и оп – свадьба! – И японец так радостно улыбнулся, как будто сам только что выступил в роли успешного сводника.

– Но, Курихара-сан! Мама! Это же дикость! Средневековье какое-то! – возмутилась Марта. – Все-таки точно говорят, что вы там, за границей, отстали от цивилизации! Разве так можно? А любовь? Любовь, Курихара-сан?

– Да-да, мы отстали, – обреченно подтвердил японец, кажется искренне огорченный дикими нравами своей страны. – Но у традиция всегда есть обратная сторона. Хорошая или плохая, но есть.

– Куда уж хуже? Правда, мам?

– Понимаете, Марта-сан. Есть договор. Нет любовь. Это правда. Но если договор нельзя дальше, то тогда делать просто. Я напишу своей жене письмо в три строки. И она просто уйдет.

– То есть как уйдет?

– Совсем. Она будет понимать, что я… Что мы… Не знаю, как по-русски…

Мать девушки сделала шаг вперед, чтобы помочь запутавшемуся японцу, но тот, кажется, наконец нашел нужные слова:

– Если она получить такое письмо, то все – семья больше нет. Она нельзя обижаться. Можно уходить.

– А… когда пишут такие письма? – Девушка закусила губу и испытующе глянула на Курихару.

– Когда? – растерялся тот, – Что вы иметь в виду? День? Ночь?

– В каких случаях? – помогла своему ученику «Рюба-сан».

– А! Случаях! Да. Это когда, например, я полюбить другую девушку. Без омиай. Полюбить сердце. Целиком. Тогда мне не важно традиция, не важно родители, семья. Я буду писать письмо в три строки. Пусть уходит. Я буду любить.

– Здорово! Вот это я понимаю! Вот это настоящая любовь, и никакие буржуазные предрассудки тут не смогут ничего, ничегошеньки сделать! А… скажите, Курихара-сан, – Марта прижала маленькие кулачки к груди, – а как вы скажете об этом той, которую полюбите. Той, которую… всем сердцем, а?

Курихара снова покраснел и прошел чуть вперед. За очередным поворотом открылся новый прудик – на этот раз довольно длинный и очень узкий, с болотистыми берегами, поросшими огромными лиловыми ирисами. Цветы не были яркими, но на фоне аскетического пейзажа с короткостриженым газоном и все той же дорожкой, которая поднималась теперь к самой даче, казались необыкновенно красивыми.

– Ах! – восхищенно выдохнули обе женщины, увидев ирисы, а Курихара, продолжая думать о чем-то своем и не заметив их реакции на цветы, все еще подыскивал слова: