Тайна двух океанов

Уже на полутора тысячах градусов дрожь прекратилась. На двух тысячах градусов движение темной массы на экране ускорилось и достигло одного сантиметра в минуту. Сопротивление льда совершенно не ощущалось.

— Вперед на пяти сотых!

Подлодка заметно двинулась вперед. Снаружи в пост управления проникло низкое протяжное гудение.

— Что это? — быстро спросил лейтенант, оглянувшись на капитана, который продолжал неподвижно стоять посреди поста.

— Лед и вода превращаются в пар при соприкосновении с накаленным корпусом, а пар устремляется в узкую щель между корпусом и льдом… — последовал ответ и за ним новая команда: — Вперед на одной десятой хода!

Гудение за корпусом усилилось, сделалось выше и тоньше, как голодный волчий вой в зимнюю ночь.

Капитан внимательно следил за экраном.

Подводная лодка медленно, но упорно вгрызалась в лед. Корпус ее уже почти на пять метров проник в ледяную стену.

— Вперед на пятнадцати сотых! — вновь прозвучала команда.

Движение подлодки немного ускорилось, но волчий вой за обшивкой превратился в резкий, пронзительный свист. Опять почувствовалось содрогание корпуса. Лед не успевал таять. Часть давления дюз была лишней и расходовалась на сотрясение корабля. Надо было дать и этой части возможность работать полезно.

— Подготовить носовую пушку! — послышалась сквозь свист громкая команда капитана. — Звук! На полную мощность!

Гармоничное гудение гигантского оргáна наполнило корабль, борясь с пронзительным свистом за оболочкой судна. Ультразвуковая пушка вступила в работу, разрыхляя лед впереди и этим ускоряя его таяние. Ее лучи захватывали пространство большее, чем окружность подлодки в самом широком ее месте. Диаметр тоннеля увеличился, увеличилась щель между корпусом корабля и ледяными стенами тоннеля, пар получил свободный выход, и свист прекратился.

Пушка работала великолепно. Аморфная масса, в которую она превращала лед, таяла, мгновенно превращаясь в пар, не дожидаясь даже прикосновения раскаленного носа подводной лодки. Теперь уже пар, а не лед, становился препятствием для дальнейшего увеличения скорости корабля. С огромной силой пар сопротивлялся кораблю, словно подушка, сжатая доотказа. Он стремительно несся назад вокруг корпуса подводной лодки, обжигая своим дыханием ледяные своды тоннеля, расплавляя их и еще более увеличивая его размеры. Огненно-красный нос корабля висел в пространстве, наполненном упругим газом, лишенный уже опоры воды. Вокруг «Пионера» началась новая яростная схватка — между паром и водой. Выжимаемый упорным продвижением подводной лодки, пар с неистовым напряжением гнал воду из тоннеля, ища себе выхода наружу. Под огромным давлением наружных водяных масс в полынье, бешено клокоча, вздуваясь в пене и пузырях, вода в тоннеле яростно сопротивлялась напору горячего пара. Корпус подводной лодки между тем углубился в толщу льда почти на восемь метров.

— Вперед на двух десятых! — послышалась сквозь гудение пушки команда капитана.

Это была предельная мощность, которая должна была довести продвижение подводной лодки до расчетной скорости — трех метров в час. Дальнейшее усиление работы дюз было бы бесцельно. Упругость и сопротивление пара возросли бы настолько, что оказались бы непреодолимыми для подводной лодки.

Круглый раскаленный таран, повинуясь команде, с равнодушным упорством полез вперед. Вода должна была еще немного отступить под новым напором пара. Подводная лодка медленно продвигалась, все дальше и дальше проникая в ледяное тело айсберга.

По всем отсекам машинного отделения корабля прозвучал сигнал о прекращении аврала. Все шло нормально, у машин и аппаратов должна была оставаться лишь обычная вахта.

Из всех люков стали подниматься в верхний, жилой этаж усталые, но взбудораженные до крайности люди. Никто не мог сейчас думать о койке, об отдыхе, о сне.

В коридоре шум и громкие разговоры не допускались, и потому все спешили в красный уголок, перебрасываясь на ходу короткими восклицаниями, отрывистыми фразами.

Красный уголок сразу наполнился движением, шумом, голосами, звенящими под ровное гудение ультразвуковой пушки. Даже спокойный, всегда немного флегматичный Скворешня не мог устоять на месте. Его огромная фигура беспокойно мелькала то тут, то там, отдавливая ноги, попадающиеся на дороге. Но никто не обращал теперь на это внимания.

— Ой, будь ты неладен, медведь! Ну, что скажешь, Андрей Васильевич? А? Какова подлодка? — спросил, морщась от боли и пританцовывая на одной ноге, Крамер.

— Хо-хо-хо! Подлодка! Та яка ж вона, к бису, подлодка? Вона теперички не подлодка, а истинно сквозьледка! Чуешь?

В избытке восторга он тряс бедного Крамера, как медведь молодое, тонкое деревцо.

Хохот прокатился по красному уголку.

— Сквозьледка!

— Сквозьледка!

— Браво, Скворешня!

— Вот это сказано правильно!

— Подлодка — сквозьледка! — визжал, заливаясь звонким смехом, Павлик.

Марат отошел в угол и, усталый, взволнованный, опустился в кресло. К нему подошел Козырев.

— Ну что, Марат? Как поживает твой хронометр?

— Так же, как и твой… — махнул рукой Марат.