Тайна двух океанов

Что же случилось? Казалось, все шло так прекрасно, так удачно. Работа над трупами чудовищ дала великолепные результаты. Это были, очевидно, остатки видов, властвовавших когда-то, миллионы лет назад, над всей жизнью древних океанов. Реликты мелового периода! Менялась окружающая жизнь, менялась природа, климат, растения и животные. Оттесняемые новыми, более гибкими и совершенными, более развитыми и приспособленными к новым условиям жизни организмами, гигантские ящеры, владыки предшествовавших эпох, постепенно уступали им свои позиции. Науке казалось, что они полностью исчезли с лица планеты, оставив о себе воспоминания лишь в виде чудовищных скелетов, которые красуются теперь во всей своей мощи и потрясают воображение людей лишь в палеонтологических музеях. И вот оказывается, что вытесненная с поверхности океана небольшая ветвь этих чудовищ опускалась все ниже и ниже в его безопасные глубины, постепенно приспосабливаясь к новым условиям жизни, вырабатывая в себе способность выдерживать огромное давление, дышать водным дыханием, видеть в темноте, светиться собственным светом своей слизи… Какое необыкновенное, захватывающее открытие! Оно одно может увековечить в истории мировой науки имя человека, сделавшего это открытие! А его Ламмелибранхиата головастая! Разве этот моллюск, который войдет в науку с его, советского профессора Лордкипанидзе, именем, разве он не произведет революции в отделе мягкотелых? А золото в моллюске? Разве мало одних только этих открытий, чтобы надолго поселить радость в душе, радость за себя, за науку, радость за великую родину, за могучую страну, которая дала своему ученому единственную в мире возможность забраться в недоступные до сих пор глубины океана и начать их настоящее, действительное изучение!

Так в чем же дело? Почему все это сразу потеряло свой блеск, свою привлекательность, свое очарование?

Зоолог сделал резкий протестующий жест… Нет, нет! Опять эта идиотская мысль! Это же глупо, наконец! Ну, при чем тут…

Он досадливо пожал плечами под скафандром.

Ну ладно! Он не возражает. Этого не следовало делать. Проболтался, старый дурак! Да, да, дурак! Дурак! Трижды дурак!

Он ненавидел себя в этот момент.

Ударом ноги он отшвырнул мирно глотавшую ил голотурию, которую собирался было наблюдать.

Ну, хорошо, пытался он успокоить себя. Пусть так. Проболтался. Это факт — ничего не поделаешь! Но что же тут, в конце концов, ужасного? Надо рассуждать хладнокровно. Какое это, в конце концов, имеет значение? Ведь он рассказал не первому встречному… Это даже не просто рядовой член команды подлодки. Ведь это же главный механик! Главный механик боевого, единственного в мире по мощи и значению корабля! Это же не пустяки — главный механик, да еще на таком корабле! Ответственный человек! Вероятно, многократно проверенный. Человек сдержанный, даже немного угрюмый, нелюдимый, далеко не болтливый. Уж за него можно быть спокойным…

Он представил себе Горелова, его высокую костистую сутулую фигуру, его длинный голый череп с большими оттопыренными, словно крылья летучей мыши, ушами, его длинные, почти до колен, как у гориллы, руки, и вспыхнула старая, приглушенная было антипатия к этому человеку. Однако чувство справедливости, всегдашняя твердая честность по отношению к себе и к другим — органические качества души ученого — победили.

При чем тут Горелов? Легче всего взваливать вину на другого. Нечего искать облегчения собственной вины, перекладывая ее на соседа. Тем более что дело даже не в том, кому он рассказал. Горелов ведь не разгласит, не разболтает, он не из таких.

Так в чем же дело? Откуда это недовольство собой? Такое мучительное, такое унизительное…

Ложь! Вот в чем дело!

Да, он солгал! Он никогда не лгал. Ложь всегда была чужда самому существу его. Она была ему органически противна, всегда казалась чем-то особо унизительным, грязным, трусливым. И все же — он солгал! Кому? Своему капитану!

…Милый Николай Борисович! Он несет на себе такую ответственность. За бесценный корабль, за безопасность людей, доверенных ему страной. И он обманут человеком, которому больше, чем кому бы то ни было, доверился… Неважно, что это не будет иметь последствий. Важна ложь. Как смотреть теперь ему в глаза? Как восстановить прошлое? Невозможно. Рассказать? Чистосердечно сознаться? Пустое! Кому это нужно? Кому это принесет пользу? Ложь как была, так и останется ложью.

Часы проходили. Гнусавое гудение зуммера, как назойливое жужжание шмеля, долго не могло отвлечь ученого от его тяжелых мыслей. С трудом он пришел в себя и понял, что его вызывает подводная лодка.

— Арсен Давидович! — послышался голос вахтенного, лейтенанта Кравцова. — Что же это вы? Все уже в столовой. Даже Иван Степанович на месте… А вас все нет! Что вы сегодня так замешкались? Марш маршем, Арсен Давидович! На все десять десятых!