Тайна двух океанов

И вот наконец раскрылась впереди, на фоне синеющих в тумане сопок, с позолоченными утренним солнцем вершинами, незабываемая панорама Владивостока, форпоста Советской державы на Дальнем Востоке. Набережные, покрытые толпами народа, оглашались радостными криками; завывали сирены бесчисленных пароходов, моторных кунгасов, катеров и буксиров, столпившихся у молов, причалов, пристаней и буев на рейде; пронзительно свистели паровозы на эстакадах Эгершельда, на прибрежных путях, на далеком вокзале у Первой Речки, и грозно ревели гудки заводов, фабрик, депо, разбросанных по городу…

И тысячи мелких судов — белоснежных, как чайки, парусных яхт, юрких моторных лодок, шлюпок, кунгасов — усеяли воды Золотого Рога, превратив их в луг, покрытый цветами бесчисленных ярких флагов.

Родина встречала могучее пополнение своего флота у дальних своих рубежей.

Замерший в строю на площадке, экипаж «Пионера» затуманенными глазами жадно смотрел на родные берега, словно боясь шелохнуться, чтобы не развеять этот дивный, неповторимый сон.

И вдруг из люка вынырнул Плетнев и, вытянувшись во фронт, подал капитану белый листок радиограммы.

— Правительственная! — возбужденно воскликнул он и отступил на шаг назад.

Капитан пробежал строки радиограммы и поднял бледное лицо. Он повернулся к застывшей команде, окинул глазами этих людей, ставших ему такими близкими и дорогими в течение трехмесячного незабываемого похода, и, взмахнув листком, воскликнул:

— Слушать радиограмму Центрального Комитета Коммунистической партии и правительства!

Двадцать пять пар глаз восторженно устремились к капитану, и громкий голос его чеканно звучал сквозь рев гудков и сирен, сквозь гул приветственных криков, и, словно во внезапно наступившей немой тишине, каждое слово радиограммы явственно доносилось к тем, кто подхватывал его напряженным ухом и чутким, переполненным от счастья сердцем…

Конец