Тайна двух океанов. Победители недр

Он пришел навестить зоолога, еще не оправившегося после пережитого потрясения, но визит проходил довольно – вяло и скучно.

После трагического происшествия с ученым Марат стал совершенно неузнаваем. Насколько раньше он был всегда веселым, оживленным и разговорчивым, настолько теперь он замкнулся в себе, избегал встреч с товарищами, в свободные часы уединялся в своей каюте, и его сожитель Крамер не знал, как подступиться к нему. Но в то же время все видели и чувствовали, что Марата упорно осаждают какие-то мучительные мысли, что его голова занята какой-то новой проблемой, которую он особенно близко принимает к сердцу и которая тревожит его с такой силой, какую до сих пор не приходилось наблюдать ни при одном из его прежних изобретательских увлечений.

Продолжая думать о чем-то своем, Марат сказал, слегка повернувшись к зоологу:

– Нет, нет, Арсен Давидович, не говорите… По-моему, плохо. Надо будет в нем кое-что переделать…

Почтенный зоолог, видимо, почувствовал себя задетым.

– Что плохо? – спросил он, настораживаясь, готовый отразить атаку.

– Шлем, отвратительный шлем!

– Шлем?!

– Ну да! Шлем, который вас так изуродовал! Зоолог, приподнявшись на локте, уставился на Марата расширенными глазами:

– Шлем?! А я думал, что ты говоришь о госпитальном отсеке!

Он запрокинулся на подушку и закатился детским смехом.

– Что же ты думаешь о шлеме, кацо? – смеясь, спросил зоолог. – И что заставило тебя вдруг задуматься о таких пустяках? Что значит шлем перед проблемой орошения Сахары или поворотом Гольфштрема?

– Во-первых, разрешите вас поправить, Арсен Давидович… Не Гольфштрем, а Гольфстрим. Слово это английское и…

– Прости, прости, кацо… Привычка, знаешь. С детства… Ну, а во-вторых?

– А во-вторых, о шлеме… Знаете, Арсен Давидович… – замялся на мгновение Марат. – Я почему-то чувствую, что могу говорить откровенно… Знаете, мне положительно стыдно. Я места себе не нахожу. Я не могу простить себе, как я раньше не задумался над этим… еще когда работал с Крепиным по телефонизации шлема… Хуже всего, что еще тогда мелькнула у меня мысль именно об этих его неудобствах. Но я не остановился на ней, не продумал ее тогда же до конца. И лишь теперь я понимаю, какое это было мальчишество, какое это было непростительное легкомыслие…

Марат взволнованно вскочил со стула и, яростно жестикулируя, воскликнул:

– Да, да! Вы правильно сказали. Сахара!.. Гольфстрим!.. Мировые проблемы!.. А у себя под носом пропустил простую, маленькую и такую важную задачу – усовершенствовать шлем. Ведь вы могли погибнуть из-за этого! Арсен Давидович! Дорогой! Ведь вы чуть не погибли! Когда я думаю об этом, я волосы готов рвать на себе…

Зоолог внимательно слушал, не сводя теплого взгляда с Марата.

– Ты только не волнуйся, кацо! Будь хладнокровен! Не мог же ты предвидеть, что мы встретимся с такими чудовищами. Но ты молодец, кацо! Правду скажу, мне нравится, что ты начинаешь понимать всю важность и так называемых маленьких проблем… Нет маленьких проблем, дорогой мой! Каждая маленькая проблема является частью большой. И, не решив маленькую, провалишь большую! Вот… Ну, что же ты придумал?

Марат сел на стул, опустив голову. Слегка повернувшись к зоологу и, очевидно, продолжая думать о чем-то своем, он начал:

– Да, Арсен Давидович… В тот несчастный день, когда вы так пострадали…

– Ну, ну, ну… – недовольно проворчал зоолог, – совсем не несчастный. Такие замечательные открытия! Целая колония Lammelibranchiata cephala Lordkipanidze! Я думаю, она под этим именем войдет теперь в науку! – с некоторым самодовольством добавил ученый. – И, наконец, это доисторическое чудовище! Ведь это же мировое открытие! А ты говоришь – несчастный… Побольше бы мне таких несчастий… Впрочем, продолжай.

– Ну вот… В тот день мы вышли с Цоем и Павликом из подлодки. Ну и расшалились. Они меня поймали, схватили с обеих сторон и начали трясти. Голова болталась в шлеме, как орех в бутылке. Как я ни старался, как ни напрягал шею, а все-таки несколько раз пребольно стукнулся черепом. И я тогда опять подумал, что хорошо было бы усовершенствовать шлем.

– И до чего же ты додумался?

– По-моему, в шлеме нужно устроить мягкую подкладку сзади, за затылком. Все равно мы не пользуемся прозрачностью задней части шлема. А против висков и лба нужно поставить упругие спирали вроде матрацных пружин. Крайние внутренние витки спиралей одеть в мягкую изоляцию…

– Отлично, Марат! – серьезно сказал зоолог. – Прекрасная идея! Ты на походе хорошенько продумай ее, а вернемся домой, обязательно поговорим с Крепиным. И я поддержу.

Словно успокоенный этим разговором, Марат попрощался и ушел, пропустив предварительно Цоя, входившего в отсек.

Цой был в белоснежном халате, аккуратно завязанном на все до единой тесемочки, и имел вид настоящего – правда, молодого и немного смущенного своей молодостью – врача. Он быстро подошел к койке зоолога:

– Как дела, Арсен Давидович? Как мы себя чувствуем? Позвольте ваш пульс… Прекрасно. Наполнение хорошее. Семьдесят восемь ударов в минуту. Вы быстро идете на поправку…