Тайна ее поцелуя

Мари с улыбкой покачала головой, глядя, как оранжевый огонек ползет по бумаге. Уронив листок на пол, она затоптала огонь. Затем взяла следующий рисунок и повторила ту же процедуру. К тому времени, когда она сожгла пятый листок, вокруг уже собралась толпа рабов Фатимы; они перешептывались и с любопытством наблюдали за девушкой.

К седьмому листку в комнату ворвалась Фатима.

— Что здесь происходит?! Вы что, с ума все посходили? — закричала она.

Мари поднесла к огню очередной листок.

— Нет, почему же?..

— Зачем ты это делаешь?

Мари молча пожала плечами.

— Я спасла тебе жизнь. Предполагалось, что Талат убьет тебя, но я убедила его, что лучше использовать тебя против моего дяди.

Мари снова пожала плечами. Интересно, что бы произошло, если бы они поняли, что она больше не представляла ценности для Исада?

— Не знаю, спасла ты меня или не спасла, но я не позволю тебе получать прибыль от моей работы.

— Прибыль?..

Фатима изобразила удивление.

— Никто не будет продавать мои работы, ясно?

Мари сожгла еще один рисунок.

— Но ты рисовала их на моей бумаге моими чернилами. Отдай мне их.

Фатима протянула руку к рисункам.

Мари покачала головой:

— Дай их мне! Или Ашилла пожалеет об этом! — закричала Фатима.

Мари замерла в нерешительности. Этой угрозой Фатима пользовалась каждый раз, когда хотела поступить по-своему. Бедняжка Ашилла уже получила десять ударов плетью за попытку своей хозяйки выбросить в окно очередную записку. Но Ашилла стойко пережила избиение, а потом спросила, когда они предпримут следующую попытку побега.

— Так как же, отдашь? — спросила Фатима.

— Хорошо. Вот, возьми.

Мари протянула ей оставшиеся рисунки.

— Моя щедрость, знаешь ли, дорого мне обходится. Я плачу за твое питание и проживание здесь собственными деньгами, — проговорила Фатима. — И при этом у меня ведь нет лишних денег. Только справедливо, что ты платишь мне. Каждый рисунок, который ты делаешь, принадлежит мне.

Мари, не выдержав, заявила:

— Тогда я бросаю рисование!

Фатима выразительно посмотрела на Ашиллу, а Мари добавила:

— Мне надоели твои угрозы, ясно?

— Пятьдесят плетей служанке, — приказала Фатима своим рабам.

Ашилла в ужасе смотрела на свою госпожу; она не понимала, что происходит. Подошел евнух и схватил ее за плечи. Ашилла громко закричала, яростно отбиваясь.

— Хорошо, я буду рисовать! — крикнула Мари; к этому моменту у нее уже созрел некий план…

— Не знаю, почему ты беспокоишься, — сказала Фатима, когда пришла за очередной стопкой рисунков.

— Ты это едва ли поймешь…

Мари знала, что Фатима прятала от мужа деньги, которые зарабатывала, продавая картинки. Кроме того, Мари узнала из сплетен, распространяемых рабами, что богатство, которым так гордилась Фатима, — всего лишь иллюзия.

— Сколько ты заработала с тех пор, как занялась этим делом? Думаю, не много. Ты ведь не разбираешься в торговле, — заявила Мари.

— Конечно, разбираюсь.

— За сколько же ты продаешь эти рисунки? За одну медную монету? Или за две?

Фатима задумалась. Мари же с усмешкой продолжала:

— Ты недостаточно сообразительная, поэтому не можешь понять, как делаются значительные состояния.

Фатима насторожилась.

— А как они делаются?

Мари пририсовала еще одну арку к изображению дворца Топ капы.

— Ты ведь не продаешь эти рисунки богатым аристократам-путешественникам, верно?

Мари сделала подпись под картинкой.

Глаза Фатимы алчно вспыхнули; она уже мечтала о цене, которую запросит, если изменит место продажи.

— Хм… я подумаю об этом.

Фатима вытащила еще влажные рисунки из-под руки Мари. Сложив рисунки в картонную папку, она развернулась и ушла.

Ашилла подала Мари чистый лист бумаги.

— Каковы шансы, что один из них окажется в Англии? — спросила горничная.

Мари пожала плечами:

— Шансы очень невелики. Но если бы хоть один из них увидел Беннет, то он бы все понял.

Глава 32

— Из нас получилась неплохая пара, не правда ли?

Беннет поднял глаза на сестру, вошедшую в столовую.

Строгое черное платье Софии не шло к ее бледной коже и золотистым волосам.

— Я ношу траур по человеку, которого не оплакиваю, а ты — по женщине, которую по-настоящему оплакиваешь, — заметила София.

Беннет пожал плечами. Сестра выведала у него имя Мари, но рана была еще слишком свежа, чтобы все это обсуждать. Две недели на корабле и более двух месяцев в Англии не залечили кровоточившую рану. Но правду знала только София; все остальные предполагали, что он носил траур по своему зятю. Однако Беннет даже вспоминать не хотел про этого негодяя и жалел лишь о том, что его убил кто-то другой. Он сам бы с огромным удовлетворением всадил в него пулю.

Его поспешный отъезд из Константинополя оказался ненужным. Супруг Софии умер еще за неделю до его возвращения домой. Несчастный случай на охоте — так было установлено. Но в глазах его сестры появилось какое-то странное выражение, заставлявшее кое о чем задуматься…

— Тебе не нужен был я, чтобы защитить тебя, — сказал он ей однажды.

В тот раз он впервые подошел к вопросу, который собирался задать сестре; Беннет хотел спросить, что же произошло на самом деле.