Тайна ее прошлого

Чарли поднял голову и остановился как вкопанный. На поляне, возле замерзшего пруда рукотворно-правильной формы, в котором, как говорила Глэдис, когда-то плавали лебеди, стояло маленькое чудо — настоящее швейцарское шале, отличающееся необычайно ухоженным видом и совершенством пропорций. Оно словно было неотъемлемой частью окружающей природы, и даже теперь, когда поляна и лес были укрыты снегом, Чарли был изумлен мастерством архитекторов и строителей, которые выбирали место, чтобы поставить здесь этот удивительный дом. Ничего подобного он не видел еще никогда в жизни — даже на картинах. Шале напоминало и бриллиант, вставленный рукой ювелира в оправу леса, и забытый храм, укрытый в чаще от нескромных взглядов посторонних, и Чарли почувствовал, как в душе у него нарастает что-то похожее на священный трепет и благоговение. Вместе с тем ему не терпелось поскорее попасть внутрь, и он, сам того не сознавая, порывисто шагнул вперед.

Глэдис подвела его к засыпанным снегом ступеням, и Чарли был поражен, обнаружив, что они сделаны из мрамора. Опустившись на корточки, он принялся осматривать и ощупывать холодные, гладкие ступени, и Глэдис, достав из сумочки старинный медный ключ, чтобы отпереть замок, с улыбкой поглядела на него через плечо.

— Ты, наверное, мне не поверишь, — сказала она, — но этот дом построили индейцы и местные плотники. Правда, тот француз — его звали Франсуа де Пеллерен — показывал им буквально каждую мелочь и учил, как связывать бревна, как подводить фундамент и обрабатывать швы. Вот почему дом выглядит так, как будто его целиком, не разбирая, привезли из Европы.

Стоило ему только перешагнуть порог, как Чарли почувствовал себя словно в другом мире. Снаружи шале казалось не особенно большим, но потолки здесь были на удивление высокими, а комнаты — просторными и светлыми благодаря высоким французским окнам, ведущим на открытую веранду, опоясывавшую шале со всех сторон. В каждой комнате имелся мраморный очаг со сложенными внутри поленьями; паркетный пол был набран из дубовых плашек, так плотно пригнанных друг к другу, что между ними не оставалось никаких щелей; на полах лежали ковры, а по стенам были развешаны картины в золоченых рамах.

Чарли не нужно было даже закрывать глаза, чтобы представить себе толпу элегантных джентльменов и леди в шуршащих кринолинах, которые когда-то заполняли гостиные и скользили по навощенному паркету в стремительном вальсе или кадрили. Солнце, цветы, музыка — вот о чем Чарли хотелось думать сейчас, и он почти забыл, что на дворе стоит декабрь и за стенами завывает вьюга. На мгновение он как будто вернулся в прошлое, и ему захотелось остаться там навсегда, чтобы, сидя у очага, без конца любоваться красотой дома, совершенством его пропорциональных комнат и изысканностью их убранства. Еще нигде и никогда Чарли не испытывал ничего подобного. Этот дом рождал в нем желание пробыть здесь как можно дольше, и вместе с тем он был так похож на мираж, что Чарли мог только глазеть по сторонам, торопясь насладиться всеми деталями интерьера, пока они не растаяли в пустоте.

Все здесь было совершенно, как на картинах мастеров Возрождения. Даже краски на стенах были тонко подобраны, в соответствии с назначением каждой конкретной комнаты. Например, стены столовой были маслянисто-желтыми, как солнце; в гостиной краски были спокойными, точно цветы на тенистом лугу, а крошечная комнатка, которая, очевидно, когда-то служила будуаром таинственной и загадочной Саре Фергюссон, была голубовато-серой, словно теплые летние сумерки. Такой красоты Чарли еще никогда в жизни не видел — он даже не думал, что такое возможно, — однако, несмотря на все это, ему почему-то было очень легко представить себе людей, которые здесь когда-то жили: настоящих людей из плоти и крови, которые знали и горе, и счастье, и любовь.

— Кем она была? — с благоговением прошептал Чарли, снова переходя из комнаты в комнату и окидывая взглядом лепные украшения на потолке и позолоченные резные карнизы. Все было сделано с большим вкусом и так умело, что позолота нигде не облупилась, а дерево не растрескалось. Стоя в спальне Сары Фергюссон, Чарли пытался представить себе, была ли она молодой или старой, ослепительно-красивой или просто обаятельной. Что в ней было такого, что заставило французского дворянина выстроить для нее это маленькое чудо? Чем она так пленила его?

Пока Чарли знал только то, что Франсуа де Пеллерен был графом, а Сара — графиней, но это мало что объясняло. А точнее — не объясняло почти ничего. Только красота, умиротворенный покой и настроение безмятежного счастья, которое навевали эти стены, могли помочь ему кое о чем догадаться. Чарли чувствовал, что Сара и Франсуа были живыми людьми, со своими страстями, со своими желаниями, со своим прошлым, и неожиданно ему захотелось узнать о них как можно больше. Но Глэдис, как ни странно, была очень осторожна и отчего-то вовсе не спешила рассказать ему все, что она знала об этой паре.