Тайна Элизабет

Наконец, под пронзительные звуки фанфар на украшенный дорогими тканями невысокий помост поднялся Ньюртон в черном камзоле и такого же цвета колготках, облегающих его худые как спички ноги, обутые в модные черные туфли с длинным носком. Он еще сильнее прилизал свои волосы обслюнявленной расческой и подошел к деревянной трибуне, стоящей на фоне синих флагштоков с гербом Парфагона в виде двух пересекающихся колец:

– Да здравствует король!

– Да здравствует Парфагон! – завопили молодые люди.

– Приветствую вас, выпускники 961-го года и их близкие! – начал он своим писклявым голосом под дружные возгласы собравшейся толпы. – Вот и настал печальный и одновременно радостный момент нашего расставания. С одной стороны, мы больше не будем видеться с вами так часто, как раньше, но зато Парфагон получит новых полноценных подданных короля и храбрых защитников Стены…

– Я поражен тобой, – прошептал Ричард на ухо Нильсу. – Он уже без пяти минут один из нас. Кто бы мог подумать!

– Кто-то мог подумать, – подмигнул ему приятель, обняв за плечо растрогавшуюся сестру: – Если честно, я сюда только на лабораторные работы пришел посмотреть. У тебя случайно в следующем году никто из знакомых не заканчивает Школу?

– Ты Джавера не из зависти ли поймать хочешь? Он там – не раз в год, как мы, а с утра до вечера этим любуется!

– Каждый день? Может, ну его, короля нашего, а?

– Сбежим?

– А что? Ты только Лиленьку свою не бери.

– Я всегда знала, что он это сможет, – шмыгая носом произнесла Маргарита, не обращая внимания на еле сдерживаемый приступ смеха Ричарда, вытирая от слез свои и без того всегда грустные глаза. – Сколько же он пережил! Бедный мальчик.

– Да, шороху в Академии он наведет, – гордо отметил Нильс, и они все вместе продолжили слушать речь ректора, который когда-то выпускал не только их самих, но и многих их предков.

Когда нудная речь Ньюртона закончилась, академические шапочки под всеобщие ликование были выброшены вверх, а затем прямо на площади началось обильное пиршество и безудержное веселье последнего дня беззаботного детства юных выпускников. Непоседливые Мария и Ален так активно и упрямо пытались расшевелить всегда сдержанного Томаса, что все же смогли его вытащить на танцы и хороводы, что было для него крайне нетипично. Он просто не понимал смысла всего этого и чувствовал себя крайне неловко во время странных ритмичных телодвижений. Ему всегда казалось, что в этот момент все смотрят именно на него и незаметно смеются тому, как неловко и забавно он выглядит.

– Давай же, давай! – пыталась еще больше его расшевелить Мария.

– Что ты делаешь? – безуспешно пытался сопротивляться Томас. – Прекрати.

– Еще, еще!

– Ну, хватит уже!

– Нет, не хватит! – радостно, словно маленький поросенок, взвизгнула Мария, неожиданно повисла на его шее и мимолетно поцеловала в губы. Наконец, осуществив еще год-два назад запланированную провокацию, она тут же побежала дальше танцевать с другими молоденькими девушками, нарочито болтая во все стороны своей тяжелой, достойной самых высоких научных наград и восхищений лабораторной работой.

– Все-таки решилась, – засмеялся Ален, смотря на покрасневшего Томаса, который был не очень рад такому неожиданному происшествию. Только сейчас он до конца полностью осознал, что Мария с самого детства несколько иначе воспринимала их, как казалось, невинную дружбу. Всегда он смотрел на ее отношение к себе как на своеобразную веселую игру и ничего более. Теперь же он понял, что все становилось по-взрослому серьезно, и это могло иметь большие последствия, о которых он еще не задумывался.

После веселого празднования, когда настали сумерки, заскрипели сверчки и опустели тихие опрятные улочки идеального города, выпускники стали расходиться по домам, и Томас, как он обычно делал все последние годы, пошел провожать внезапно угомонившуюся Марию. На этот раз между ними впервые возникла некая интимная напряженность, как ему казалось, и он не находил тему, удобную для разговора, чувствуя себя крайне неловко в такой непривычной ситуации. Девушка же, обняв крепкую и твердую руку своего обожаемого кавалера, наоборот чувствовала почти религиозное спокойствие и обволакивающее умиротворение.

– Завтра поступаешь в Академию? – наконец спросила она, предельно нежно заглядывая в его растерянные глаза, когда они уже стояли у двери небольшого, но аккуратного каменного дома семьи Лури на окраине Парфагона.

– Да. Я этого всю жизнь ждал.

– Я тоже.

– Да? – удивился Томас.

– Конечно. Удачи, мой рыцарь! И спасибо за поцелуи, – сказала Мария, снова быстро прижалась своими горячими и пухлыми устами к его губам, а затем, задорно оглянувшись, шустро скрылась за громко захлопнувшейся дверью.