Тайна Эвелин

– Вот и хорошо, – ответила мать, хотя на ее лице читался скепсис, как будто она не до конца верила дочери. Пип тоже не вполне верила самой себе. Неужели ей действительно было под силу легко закрыть главу с уходом Доминика? С другой стороны, это же не настоящая она? Нет, это только оболочка, главное в ней – ее сердце, душа, самая сущность ее естества – было отложено, отодвинуто, заморожено трагедией, откуда же ей было взять нормальную реакцию на любые события?

Повисла неловкая пауза, мать и дочь застыли посредине лестницы, каждая ждала, пока другая заговорит.

Первой сдалась Пип.

– Я возьму пакет. – С этими словами она побежала вниз по ступенькам, не позволив матери продолжить расспросы.

За кухонным столом сидел Джез, наливавший в свою фляжку чай из огромного чайника, который всегда готовила ее мать. Пип замешкалась на пороге. Она спустилась в том же, в чем промаялась ночь, непричесанная, с размазанной тушью под глазами. Не то что ей было дело до мнения Джеза, но что-то все же задержало ее у двери. Не хватало, чтобы он увидел ее в таком жутком виде!

Но было поздно: он услышал ее шаги, поднял голову и встретил ее улыбкой.

– Ну и вид! – Он тут же скорчил виноватую гримасу – видимо, поздно вспомнил, по какой причине она вернулась на ферму. – Ох, Пип, прости! Я не подумал.

Она сделала успокоительный жест и покачала головой.

– Нашел за что извиняться! Знаю, выгляжу кошмарно. Не задалось со сном.

– Ага. – Пауза, потом он сказал: – Я, пожалуй, пойду. Меня ждет твой отец. Рад был тебя увидеть. – Он не отвел глаза, встретился с ней взглядом и продолжил смотреть, пока она не отвернулась.

– Хорошего дня! – напутствовала Пип его удаляющуюся спину.

Почему-то этот обмен репликами напомнил ей о подростковых годах, и она сообразила, что все то время, что уже провела на ферме, ни разу не пыталась переброситься с ним даже словечком. А ведь в их жизни был период, когда они были не разлей вода. Собственно, они вместе выросли: учились в одной школе, имели общих друзей, вместе приобретали жизненный опыт. Случился даже момент истинной близости: тогда обоим страстно захотелось секса, хотя и после этого они продолжили считать друг друга не более чем друзьями.

А потом она поступила в университет, а он пошел работать на ферму к ее отцу, и их развело в разные стороны. Правильнее сказать, это она подняла паруса и сознательно устремилась в противоположную сторону, к новым берегам. Теперь, когда Пип вернулась, он, зная, наверное, как и все остальные, что с ней стряслось, решил не проявлять любопытства.

Пип предпочла бы, чтобы он хотя бы немного полюбопытствовал. Было бы неплохо с ним поболтать, возможно, он больше, чем родители, понял бы ее чувства. Он всегда знал ее лучше, чем кто-либо еще во всем Суффолке, а может, и во всем мире, поэтому она вдруг испытала ностальгию по периоду в своей жизни. Пип пригласила бы его как-нибудь вечерком вместе выпить, вспомнить былые времена. Ее мать говорила, что у него есть девушка, но кому повредит, если старые друзья немного посидят и выпьют вместе?

Она наблюдала в окно, как Джез залезает в «Лендровер». Да, было бы неплохо провести немного времени в его обществе.

Но прямо сейчас ей не терпелось сесть читать дневник, поэтому она быстро пересекла кухню, подошла к старому валлийскому комоду, открыла дверцу и заглянула внутрь. Пакет лежал на полке, бесцеремонно задвинутый к самой задней стенке. Она осторожно достала пакет, стараясь не дотрагиваться до редко извлекаемой на свет посуды. Заглянув в пакет, она убедилась, что дневник на месте – куда ж ему было деваться? У ее матери не было ни времени, ни желания его читать. Ее хватило только на то, чтобы убрать пакет с дневником с глаз долой из опасения, что Доминик заподозрит ее семью в неряшливости, как будто такие мелочи могли иметь хоть какое-то значение. Пип закрыла комод и быстро поднялась по лестнице.

– Нашла? – раздался голос матери.

Пип вздохнула. Шевельнуться нельзя, чтобы за тобой не проследили!

– Да, спасибо!

Она вернулась к себе в спальню и плотно затворила дверь. Пожалуй, ей следовало бы потратиться на задвижку, если она здесь задержится; не успев подумать об этом, она устыдилась. Надо отдать матери должное, она искренне заботится о ее благополучии.

Пип опять устроилась в постели, уютно укрылась и достала из пакета дневник.

12

1979 год

Роль констебля Карен Уокер была у нее в кармане, как сообщил по телефону Джулиан. Начало съемок было назначено на лето, показ сериала намечался после Рождества, в благословенные «темные зимние вечера». Какая прекрасная новость! Все получилось именно так, как они надеялись.

Эвелин уже стала записывать это в своем дневнике, но прервалась, чтобы смахнуть с лица слезы, инстинктивно прикрыв ладонями страницы. Меньше всего ей хотелось испортить чернильными разводами именно это место. Иначе, читая потом эту страницу, она непременно спросит себя, почему плакала, когда писала, – спросит и вспомнит…