Тайна генерала Каппеля

Вот и вчера вечером, узнав, что в Зиме идет бой, они поспешили выйти еще ночью, на выручку своим. Всем было известно, что в авангарде остатков 2-й армии идут их братья-воткинцы, пробивая дорогу на восток, вот потому и торопились ижевцы, постоянно клацая на ходу затворами винтовок, проверяя, чтобы не замерзла смазка. Да держали в кармашках патронташей по три-четыре обоймы патронов, все, что осталось, – на час боя должно хватить, если экономно тратить. Дальше только идти в штыки, схлестнуться с красными в безжалостной рукопашной – сколько было у них таких «беспатронных» атак за войну, и не вспомнишь.

Хотя полк и считался конным, но являлся скорее ездящей пехотой, способной к быстрым переходам. Шашек и сабель у доброй половины бойцов не было, да и не многие умели ими толком владеть. Да что клинки – седел, и тех не хватало, и треть всадников сидела на плотно свернутых попонах, упираясь в стремена сапогами и кое-как держась на костлявых хребтах усталых крестьянских лошадок.

Какая там лихая кавалерия из заводских рабочих – тут слова императора Петра Великого как нельзя лучше подходят, когда тот приказывал всем пехотным офицерам, проходя мимо драгун, немедленно спешиваться и вести своего коня в поводу. Дабы не вызвать насмешек, что собака на заборе и то лучше сидит…

– Господин полковник, там наш разъезд! Воткинцы!

– Давай их сюда, – Ефимов оживился, отерев рукавицей снежную изморозь, покрывавшую бороду и усы, отросшие за месяцы похода. И тут же к нему на неспешной рыси подъехали пятеро верховых, пусть и разномастно одетых, но у каждого на плечах были такие же синие погоны «рабочих дивизий», как у него, только с литерами «втк». Один из них, с двумя нашивками унтер-офицера, сразу доложил зычным и радостным голосом:

– Разбили на станции вчера красных, наши с иркутянами перекололи и вырубили больше тысячи, взяли две пушки, пулеметы, много патронов! Да и приоделись немного – у них полушубки и шинели новые, в Иркутске получали со складов, пленные говорят, что там разного добра много, всего навалом, и сахара, и одежды, и воинского снаряжения!

Раздевать побежденных, убитых и особенно пленных перед их расстрелом, чтоб одежду не портить, было привычным для гражданской войны делом – чего зря добру пропадать. Тут Ефимов не удивился, но вот следующие слова унтера просто ошарашили видавшего виды полковника.

– Мы теперь вместе пойдем – генерал Каппель приказал нас заедино свести в одну бригаду! Ваш генерал назначен командиром, а наш Борис Эммануилович будет у него начальником штаба…

– Владимир Оскарович жив?! Он же недавно умер, – не сдержавшись, потрясенно воскликнул Авенир Геннадьевич. – Нам вчера приказ главкома Войцеховского прочи…

– И нам тоже читали, господин полковник, многие слез не сдержали, навзрыд плакали, – в голосе унтер-офицера радостная нотка сменилась благоговейной, торжественной. – У гроба к руке Владимира Оскаровича губами своими приложился – мертвее мертвого были их превосходительство. В церкви отпевали всем миром, жалели, вот тут ОНИ из гроба и восстали. Сам не видел, ночью дело было, но мой брат Тимоха, что в карауле стоял, винтовку из рук выронил, до сих пор в себя от лицезрения ЧУДА прийти не может! ОНИ нас и в атаку сами повели, и красных вдребезги расколошматили, потерь почитай и не было, даже раненых немного!

Унтер истово перекрестился, Авенир Геннадьевич, как и десятки ижевцев, что жадно прислушивались к разговору, последовал его примеру – будто волна по людям пошла. Многие стали вслух читать молитву «Отче наш», им вторили – а когда импровизированный молебен закончился, кто-то из рабочих громко выкрикнул:

– Все, братцы, теперь одолеем супостатов!

Радостный гомон прошел по густой колонне ижевцев – Авенир Геннадьевич не узнавал своих бойцов. В предрассветных сумерках обмороженные лица рабочих словно просветлели, и такой решительностью повеяло от них, давно забытой в горестном отступлении, что полковник сразу осознал – сейчас его бойцы смогут опрокинуть любого врага.

Ибо в их сердца сейчас вселилось то, что для солдата является главным, и даже смерть тут бессильна перед верой!

Зима

командир 3-й Чехословацкой дивизии

полковник Прхала

– Наша война только начинается, полковник, как это ни странно звучит! Приказ по войскам я уже отдал – отступление закончено! Мы наступаем на Иркутск! У нас 12 тысяч боеспособных солдат, еще столько же в обозах лежит больных, но при большом числе вполне здоровых вооруженных ездовых, которых можно поставить в строй! И это будет сделано сегодня, а поможете мне в этом вы! В ваших собственных интересах, как и всего чехословацкого корпуса, как это ни странно звучит!

У Прхалы от удивления даже вытянулось лицо – русский генерал говорил уверенно, будто все решил за него. И не просит чего-нибудь, а ведет себя, как его начальник. Чех демонстративно усмехнулся и вопросительно выгнул бровь: «А с чего это я буду помогать вам и нарушать приказы моего собственного командования?!»