— Пошлите немедленно за Ушаковым! Я желаю видеть его сейчас же, а пока ступайте.
Иоганн удалился с подавленным чувством глубоко оскорбленного самолюбия. Никогда еще в жизни Бирон не говорил с ним так.
Между тем герцог, отослав Иоганна, отворил дверь в соседнюю с кабинетом комнату и сказал:
— Войдите, доктор!
Высокий черный Роджиери показался в дверях, отвесил поклон герцогу, выпрямился, поднял плечи и широко развел руками.
— Я теряюсь в догадках! — заговорил он по-немецки довольно правильно, но с таким же акцентом, как и по-французски. — Я не могу пока ничего придумать. Ваша светлость видели мою силу над этой девушкой. Когда она третьего дня убежала через случайно оставшуюся не запертою калитку в ограде сада, я вернул ее, подействовав на нее на расстоянии, и она, послушная моему внушению, пришла назад, подчиняясь моей воле. Однако теперь мое внушение не действует, несмотря на то, что я несколько раз принимался делать его. Мало того: я сегодня сам был в том доме, где она… у пани… пани…
— Ну, все равно… этой польки!.. Как ее там зовут — безразлично! — сказал в нетерпении Бирон.
— Я был там, в этом доме, — повторил Роджиери, — пробовал воздействовать на самое польку, но она не поддалась мне; точно так же осталось безрезультатным мое приказание Эрминии, чтобы она вернулась, куда я ей приказываю.
— Так что вы положительно потеряли надежду, чтобы она послушалась вас, как тот раз, на расстоянии, и пришла бы к вам добровольно?
— Просто не знаю, что и подумать, ваша светлость, но, по-видимому, должен отказаться!.. Может быть, ее уже нет в Петербурге! Может быть, ее увезли, и полька обманывает, что она у нее!
— Ну, куда же могли увезти ее? Да и с какой стати? Ну, что же, если вы не можете употребить над нею свою сверхчеловеческую власть, я попробую пустить в ход свою власть простого смертного, кабинет-министра!.. Вам придется заявить официально, что это — ваша воспитанница, и потребовать ее к себе!
— Но, ваша светлость, тогда придется же объяснять, почему она жила в заколоченном доме, скрываемая ото всех!
— Пустяки! — сказал Бирон. — Кому вам придется объяснять? Вы подадите просьбу мне лично, и я без всяких объяснений прикажу исполнить!
— Но, ваша светлость, если Эрминия к этому времени очнется, ведь она заявит, что никогда моей воспитанницей не была и что добровольно не хочет идти ко мне!
— Ну, так тогда, — топнув ногой, крикнул Бирон, — ее возьмут и привезут к вам насильно!.. Она должна быть, во что бы то ни стало, завтра же возвращена мне, потому что я этого хочу.
— Но что станут говорить в городе? — попытался было возразить Роджиери.
Герцог вскинул руками и решительно тряхнул головой:
— А не все ли равно мне, что будут говорить в городе или где бы то ни было! Я так хочу, и это так будет!.. А тем, кто посмеет сказать что-нибудь против, я велю вырвать язык! Вот и все!.. Эрминия должна быть возвращена!..
— Генерал Ушаков приехал, ваша светлость! — доложил Иоганн, появляясь в дверях.
— А-а, вот! Хорошо, по крайней мере, что недолго заставляет себя ждать! Его-то мне и нужно. Позвать его сюда!
Ушаков вошел со спокойною учтивостью, не лишенною даже изящества, которым Андрей Иванович, впрочем, отличался всегда.
— Вот, — показал Бирон на итальянца Роджиери, — воспитатель той молодой девушки, которую вытащили тогда из огня.
Ушаков слегка поклонился.
— Я приказываю вам, — продолжал герцог, — чтобы завтра же молодая девушка была доставлена…
— Во дворец вашей светлости? — спросил Ушаков. Бирон недовольно фыркнул носом.
— Почему ко мне во дворец? Что за вздор!.. Ее надо доставить к ее воспитателю, доктору Роджиери!
— И это особенно будет удачно, ваша светлость, — подхватил Ушаков, — ведь молодая девушка, как известно, находится в летаргическом обмороке, и доктор Роджиери, вероятно, своими заботами воскресит ее, так что именно следует отправить ее к нему на излечение.
— Ну вот, вот так, на излечение! — повторил несколько раз Бирон, видимо, довольный этим соображением. — А скажите, пожалуйста, генерал, где этот поджигатель?
— Это — тот человек, ваша светлость, который был найден в подвале? Он допрошен в присутствии господина Иоганна!
— Этот человек в подвале никак не мог быть поджигателем! — вмешался в разговор Роджиери. — Во имя справедливости я должен засвидетельствовать, что в подвал запер его я гораздо раньше, чем случился пожар.
XXXVII. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ
— Вы изволите свидетельствовать, — сказал Ушаков итальянцу Роджиери, — что заперли этого человека в подвал задолго до пожара и что поэтому он не может быть поджигателем?.. А позвольте узнать, почему вы изволили запереть человека в подвал и какими законами руководствовались вы? Ведь, насколько мне известно, ни в русском кодексе, ни в итальянском нет такой статьи, которая позволяла бы делать это?
Несмотря на столь резко поставленный вопрос,
Роджиери не смутился и только дольше остановил свой агатовый взгляд на лице генерал-аншефа.
— Я действовал, — нисколько не смущаясь, ответил он, — в пределах самозащиты.