Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.

А сегодня — 21 февраля тысяча восемьсот восьмидесятого года от Рождества Христова, день Святого Георгия Победоносца, что искони был покровителем православного русского воинства. Вот почему по давней традиции сегодня во дворец приглашаются все господа офицеры, имеющие честь носить орден сего святого.

Орден сей был самым почетным и в армии, и на флоте России с 1769 года, когда при благоверной императрице Екатерине Великой высочайше повелено было оный учредить. Давался он, как сказано в уставе, «единственно за особое мужество и храбрость и отличные подвиги воинские». Вот так — «за особое мужество», которое можно выказать только в честном бою, за выслугу лет и безупречную службу — тоже деяния достойные — давались иные награды. Девизом ордена было: «За службу и храбрость». Получали его (исключая, разумеется, особ коронованных, однако иностранных) исключительно храбрецы офицеры.

Например, такие, как капитан второго ранга Степан Макаров, что на удивление всему миру шел против вражеских броненосцев на хрупких скорлупках. Сегодня, в день Святого Георгия, Макарова и всех прочих кавалеров будет принимать сам Государь с августейшим семейством.

Макаров впервые был удостоен посетить такое выдающееся собрание, что случается лишь раз в году. Молодой кавторанг волновался. Невольно нахлынули на душу чувства, которые обычно посещают в таких случаях людей, рано лишившихся родителей: вот бы обрадовался покойный отец, отставной морской подпоручик… а уж покойная матушка, уж та… Глаза каперанга чуть увлажнились. Да, завтра же, завтра на заутренней поставлю свечи за души усопших, сотворю поминальную молитву. Сегодня же надо встретить достойно торжественные дела земные.

Принимать георгиевских кавалеров будет все августейшее семейство, так положено, — императрица, наследник престола, великие князья, княгини и княжны. Только вот гостям на этот раз полагалось приходить без супруг — это лишь подчеркивало аскетизм сугубо военного ордена. В боях и походах женщины участвовать не должны. Бог создал их для другого.

Бог-то Бог, да и сам будь не плох, — как любил говаривать покойный Осип Федорович, отец кавторанга. А тут сегодня у его сына… чуть-чуть не так… Загодя узнав о предстоящем торжестве — впервые в жизни, не разумея, конечно, подробностей о сих торжествах, он неосмотрительно пригласил заранее в Зимний дворец Капитолину Николаевну.

То-то была радость! А глядя на мигом похорошевшую супругу, сам Макаров возрадовался куда больше ее самой. Как всякий добрый супруг. И вот… Капитолина, узнав от смущенного Степана неприятную новость, тут же поджала свои крупные пунцовые губки, отвела взор, умолкла, на вопросы мужа отвечала односложно. Степан Осипович уже познал на практике, что этим одним неудовольствие его своенравной Капочки не кончится. Так и есть. К ужину она не вышла, а горничная шепотом сказала, что у барыни разболелась голова, она к обеду не выйдет, может спать у себя в будуаре и просит, чтобы никто ее не стал тревожить. Ну, понятно: «никто» — значит, он. Виновник ее расстройства. Обманщик.

Опять же Макаров знал: эти неприятности, каковые бывали, признаться, нередко, можно искупить только полнейшим смирением и терпением. Ну и, разумеется, подарками для балованной супруги. С неизменным аппетитом поглощая ужин — а никакие горести, бури или даже опасности войны аппетита ему не могли никогда испортить, — он, как человек действия, уже думал о том, какой подарок он завтра Капочке приобретет и ласково вручит. Беда в том, что нет наличности, придется опять в долг…

Георгиевский зал Зимнего дворца золотился тысячами электрических лампочек, они нарочито сделаны наподобие недавних еще восковых свечей. Макаров первый раз в Зимнем, да еще на таком торжестве. Он сдает шинель служителям (про себя отметив, что одежда их куда уж как не лакейская) и поднимается, вместе с другими офицерами, по широченной и пологой мраморной лестнице.

Наконец он в зале. Скромно, согласно чину и малому сроку ношения ордена Святого Георгия, он устраивается недалеко от входа, слева у окна, закрытого тяжелой шторой. Зал поверху опоясан широченной черно-золотой лентой — цвета ордена, точно такая же треугольная ленточка у него на парадном кителе. Макаров осторожно огляделся по сторонам.

Кажется, офицерство собралось здесь со всей Руси Великой! Каких только форм и знаков отличия нет тут! Пехотные офицеры в строгих мундирах молочного цвета и гусары в сверкающих, как дамский веер, ментиках; артиллеристы и саперы с черными кантами, кавалергарды, казаки донские в красно-синих мундирах, кубанцы и терцы в черкесках, астраханцы и сибирцы в косматых папахах, но среди них по всему залу — Макаров с удовольствием отмечает это — видны рослые, спокойные в движениях флотские офицеры в черных мундирах.