Обед шел, в общем, почти так же, как обычно, когда в кают-компании собираются все свободные от вахты офицеры. Длился он не более часа. Я сидел в дальнем конце стола и разговоров адмирала со старшими офицерами не слышал. Подали мороженое. Через несколько минут адмирал поднялся. Все тотчас тоже встали. Адмирал поблагодарил старшего офицера крейсера за обед, велел позвать повара. Тот подлетел буквально через минуту, сильно запыхавшийся, очевидно, прыгал вверх из камбуза через три ступеньки. Адмирал поблагодарил его, а потом и вестовых. Говорили потом, что такого не слыхивали. Я сам видел, как у вестовых глаза горели от восторга. Затем адмирал, сопровождаемый командиром, двинулся к двери. Мы, гардемарины, застыли. И вдруг командир обратился к начальнику нашей практики кавторангу Новикову: "Благоволите тотчас послать гардемарина Макарова в адмиральскую каюту".
Я посмотрел на кавторанга в совершенном расстройстве. Он ободряюще сказал: "Не волнуйтесь, адмирал - сослуживец вашего отца, он, видимо, хочет о чем-то поговорить с вами". Я тут же пошел на ют, где под самым кормовым флагом адмиральская каюта, ни разу мне здесь не приходилось даже близко проходить. Помню, у самой двери я оправил форменку и ремень, потом постучал. Раздалось "войдите", и я открыл дверь. Адмирал, к моему удивлению, в каюте оказался один, даже его флаг-капитан отсутствовал.
Непринужденно улыбаясь, он поднялся, сделал шаг мне навстречу. Подал руку, предложил сесть, указав на кресло около стола. Сам опустился в кресло напротив, как равный. Задал мне несколько пустяковых вопросов о Морском корпусе и его воспитателях (я знал, что он его окончил тридцать лет назад). Потом вспомнил какие-то смешные мелочи из своей гардемаринской жизни.
Взял со стола коробку с сигарами, любезно протянул мне, никак не отнесся к моему отказу, не спеша выбрал сигару, раскурил ее, тоже не торопясь. Возникла естественная пауза. Потом он откинулся на спинку кресла, затянулся раз, потом другой и начал говорить, перейдя на "ты". Я слушал, не сделав ни единого движения. Говорил он негромко, в тоне совершенно светской беседы. Вот его речь от слова до слова:
"Вадим, ты, конечно, слышал, что я был верным сподвижником твоего отца. Мы с ним начали служить еще на Средиземном море, а закончили в Артуре, это ты тоже знаешь. Отец твой был выдающийся русский моряк и флотоводец, это еще при его жизни все понимали. Представь себе, хоть это нелегко сделать, что отец был еще и великим государственным деятелем России. Да, да. Это понимали немногие из его друзей, но хорошо понимали зато все враги России. Учти, у нас их много, а самые опасные, которые сидят в Петербурге. Они-то и погубили твоего отца в конце концов. Они, а не адмирал Того с его минерами. Не говори об этом лишнего, но запомни крепко".
(Николай Оттович говорил очень спокойно и ровно, однако сигара у него почему-то погасла, он повертел ее пальцами, хотел, видимо, зажечь вновь, но бросил в пепельницу и раскурил другую).
"Я рад, мы все, сослуживцы и ученики адмирала, рады, что его единственный сын и наследник идет по стопам отца. Я ведь за тобой слежу издали, с марса, так сказать (он широко улыбнулся). Я тобой доволен, отзывы о твоей службе хорошие (тут я позволил себе поклониться). Молодец. И знаешь, чем силен был твой отец? Храбростью, самоотверженностью? Ну, русского моряка этим не удивишь, мы флага не спускаем. Подлец Небогатов подвел нас в Цусиме, так и сидит в крепости, государь сохранил ему жизнь, а жаль, будь моя воля, приказал бы тотчас повесить его на рее (адмирал стукнул левым кулаком о стол, очень сильно и звонко). Думаешь, отец был талантлив, в этом дело? Да русский народ вообще невероятно талантлив, оглянись лишь вокруг. Так вот, главное, что Степан Осипович, царство ему небесное, имел упорство в достижении цели. Запомни же на всю жизнь (адмирал повторил по слогам): упорство в достижении цели. Вот главное, вот в чем ты обязан подражать отцу".
(Здесь он прервался, в дверь кто-то вошел, но я не обернулся; ни слова произнесено не было, адмирал лишь вынул часы из жилетного кармана, взглянул на них и сделал успокаивающий жест рукой).