Тайна гибели Бориса и Глеба

По сути дела, это было первое соглашение о разделе сфер влияния между представителями. правящей династии. Считается, что с этого момента можно говорить не только о рассредоточении «политических функций между двумя центрами „Русской земли“ — Киевом и Черниговом, которые теперь вместе управляли огромной страной», но и о «первых признаках зарождения на Руси коллективной формы правления, в данном случае системы дуумвирата» (П. П. Толочко)^{227}. А. С. Щавелев высказал мнение, что переговоры в Городце способствовали зарождению в политической культуре Руси традиции княжеских съездов («снемов»), которые являлись достаточно эффективным средством разрешения междоусобных конфликтов со второй половины XI в. вплоть до монгольского нашествия.

«Городецкий компромисс» рассматривается в исторической литературе как временное явление, однако при этом почти не учитывается, что до 1033 г., когда умер сын Мстислава Евстафий, существовала перспектива наследственного раздела власти между двумя линиями потомков Владимира: это создавало Чернигову возможность для превращения в автономию наподобие Полоцка и не могло не раздражать правителя Киева, предпочитавшего большую часть времени проводить в Новгороде (может быть, в соответствии с одним из условий достигнутого соглашения?).

Можно думать, что сотрудничество Чернигова с Киевом одновременно сопровождалось укреплением территориальных связей Чернигова с зависимыми от него в экономическом отношении периферийными областями. На наш взгляд, только таким путем можно объяснить то, что уже через четверть века полянский Чернигов превратился в политический центр Северской земли; более того, до конца XI столетия он был связан и с далекой Тмутороканью.

Власть «дуумвирата» распространялась не только на Среднее Поднепровье, но и на всю территорию древнерусского государства в целом: как свидетельствуют материалы сфрагистики, новгородские посадники этого периода носили на шее подвеску со знаками обоих соправителей^{228}. Однако этот порядок оказался недолговечен. В начале летописной статьи 1036 г. сообщалось: «Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер. И положили его в церкви Святого Спаса, которую сам заложил; были ведь при нем выведены стены ее в высоту, сколько можно, стоя на коне, достать рукою. Был же Мстислав могуч телом, красив лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей. После того завладел всем его владением Ярослав и стал самовластцем в Русской земле»^{229}.

Конечно, характеристика Мстислава является традиционным для древнерусской историографии штампом, но важность этого события в целом трудно переоценить, так как оно предшествует сообщениям о назначении нового князя и епископа в Новгороде, рождении у Ярослава сына Вячеслава, большой победе Ярослава над печенегами и т. д. Необходимо отметить, что сообщение о постройке Мстиславом церкви Спаса, которая станет усыпальницей черниговских князей (а возможно, и кафедральным собором), послужила основанием для гипотезы об учреждении им епископии (М. Д. Присёлков, Я. Н. Щапов)^{230} или даже митрополии (В. Я. Петрухин, А. В. Назаренко)^{231}, что позволяло ему получить не только политическую, но и церковную независимость от Киева.

Хотя сведения о политике «дуумвиров» скудны, можно полагать, что им удалось достичь определенной координации действий во внешней политике. Никоновская летопись под 1029 г. сообщает о походе Ярослава на ясов^{232}, которые обычно являлись головной болью его соправителя — однако значение этого факта в определенной степени снижается тем, что он зафиксирован лишь поздним летописанием XVI в., тогда как ПВЛ отмечает, что в этот год «мирно бысть». На свой страх и риск Ярослав совершал походы в «Чудскую землю» (Прибалтику), где форпостом русского влияния стал основанный им в 1030 г. город Юрьев, получивший свое название в честь небесного покровителя киевского князя — св. Георгия.