И тогда окажется вдруг, что то пятигорское лето было наполнено событиями – большими и малыми, значительными и не очень. Напрямую связанными с Лермонтовым и, казалось бы, не имевшими к нему никакого отношения, но, тем не менее, повлиявшими на трагедию 15 июля. Гораздо ярче, понятнее станут нам и фигуры лермонтовского окружения. Изменится масштаб некоторых личностей, иной окажется роль, которую они играли в судьбе поэта, и даже краска, которой в свое время покрыли их те, кто клеил «кольцо». А самое главное – спадут покровы некоторых тайн, скрывавших истинную суть происходившего в последние дни и часы жизни Михаила Юрьевича Лермонтова. Наверное, ради этого есть смысл снова пересмотреть все, что известно о том последнем пятигорском лете.
Сделаем же такую попытку.
Но сначала – очень бы неплохо было, насколько это возможно, представить себе ту жизнь, что окружала поэта, в многообразии ее картин – пейзажей, исторических реалий, просто бытовых эпизодов.
Итак…
I. Пятигорск. Путешествие во времени и пространстве
Вид Пятигорска
Люди, дороги, экипажи…
Как представить себе Пятигорск 1841 года? Где найти волшебную машину времени, которая перенесет нас в прошлое и позволит увидеть город таким, каким его видел Михаил Юрьевич Лермонтов в свое последнее лето? Увы, нет такой машины! Зато есть нынешний Пятигорск, и в XXI веке хранящий многие черты минувшего. Так что он сам, этот волшебный город, поможет нам совершить путешествие во времени.
Итак, мы с вами добрались до земли Кавказской. Позади остались грязные российские дороги, почтовые станции с дурной пищей и клопами, угрюмые физиономии смотрителей, томительное ожидание свободных лошадей. Тележка наша бойко бежит по хорошо укатанной дороге, резвые кони тянут ее все дальше и дальше на юг. А вокруг – роскошная майская степь благоухает ароматами трав, стеной стоящих по обе стороны дороги. Это потом, к середине лета, они высохнут и пожелтеют. Пока же высокие – в пояс человеку, по брюхо коню, – они зеленым волнующимся морем уходят вдаль, до самого горизонта. Там, слегка колеблемый теплым воздухом, словно бы плывет над землей белоснежный конус двуглавого Эльбруса, сопровождающий нас от самого Ставрополя. А при подъезде к Георгиевску впереди, в сиреневой дали, возникает окутанный легкой дымкой трезубец Бештау. И следом появляются окружающие его возвышенности самого причудливого вида – остроконечные и округлые, похожие на шлем воина или мохнатую персидскую шапку, лежащую коровью тушу, двугорбого верблюда, спящего льва…
В переводе с тюркского языка слово
Городок этот лепился у подножия другой горы, носившей тогда имя
Первой нас встречает слобода, называемая поначалу Солдатской, позже – Кабардинской, поскольку первыми ее насельниками были отставные солдаты Кабардинского пехотного полка. Здесь дорога почти вплотную подходит к подошве Машука. Справа у нас тянется отвесная скала, а слева обрыв, омываемый быстрыми струями Подкумка. Желающие и сегодня могут увидеть эту картину, проехав по улице Теплосерной. Под навесом скалы, на узкой стезе, представляется несколько хижин или мазанок, снаружи опрятных, но столь маленьких и низких, что, если войти в горенку и лечь на лавку, то одною рукою можно достать окно, другою дверь, а ногою коснуться потолка. Хижины сии составляют небольшую улицу, на которой есть домики и в три, и в пять окон по фасаду.