Тайна гибели Лермонтова. Все версии

Сергей Васильевич Трубецкой принадлежал к одному из самых именитых дворянских семейств России – княжескому роду, ведущему начало от великого князя литовского Гидемина. В число самых блестящих петербургских аристократов входил его отец – кавалергард, герой Отечественной войны 1812 года, генерал от кавалерии, член Государственного совета. Дом Трубецких считался одним из самых известных в Петербурге – там собирались представители высшей знати. У Василия Сергеевича Трубецкого (1773–1841) и Софьи Андреевны Вейс было десять детей – пятеро сыновей и пять дочерей. Почти все они достигли солидного положения в обществе. И перед Сергеем открывался путь к блестящей карьере – мальчиком он был взят ко двору в качестве камер-пажа, а достигнув восемнадцати лет, стал офицером Кавалергардского полка, самого блестящего и привилегированного в российской гвардии.

Но на дальнейшей его судьбе сказалась неординарная натура юного князя. Вся сознательная жизнь князя Сергея прошла под знаком двух бед. Первая состояла в том, что ему, как говорится, на роду было написано все время попадать в какие-то неприятные положения, чаще всего – по собственной вине. А вторая беда выглядела так: каждый его проступок, обычно называемый «шалостью», обязательно становился более или менее широко известным. И там, где у других все проходило незаметно, действия Трубецкого обязательно вызывали гнев, негодование, преследование со стороны императора. Трудно сказать, чем это было вызвано – личной неприязнью Николая I к Сергею или к кому-то из его родных.

С первых же дней своей службы в Кавалергардском полку, начавшейся с 5 сентября 1833 года, корнет Трубецкой регулярно подвергался наказаниям за мелкие проступки – курение трубки перед фронтом, отлучки с дежурства. А всего год спустя, в августе 1834 года, в штрафном журнале Кавалергардского полка появилась запись, касающаяся Трубецкого и его приятеля: «11 числа сего месяца, узнав, что графиня Бобринская с гостями должны были гулять на лодках по Большой Неве и Черной речке, вознамерились в шутку ехать им навстречу с зажженными факелами и пустым гробом…» Последствием этой шутки был арест с содержанием на гауптвахте, затем перевод в Гродненский гусарский полк. Правда, уже 12 декабря «шалун» был возвращен в свой Кавалергардский полк.

Сергей Васильевич Трубецкой

П. Ф. Соколов

Проходит еще год. Новая запись от 1 сентября 1835 года о Трубецком и его компании: «За то, что после вечерней зори во втором часу на улице в Новой Деревне производили разные игры не с должной тишиной, арестованы с содержанием на гауптвахте впредь до приказания». Теперь Трубецкой переведен в орденский кирасирский полк. И возвращен только два года спустя, да не в Кавалергардский, а в чуть менее престижный лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества полк. И тут же он совершает новую провинность: находясь на дежурстве во дворце, соблазняет фрейлину двора Екатерину Петровну Мусину-Пушкину – дочь заслуженного генерала, а по другой родственной линии – племянницу сестры всесильного шефа жандармов Бенкендорфа. За это прегрешение следует наказание иного рода: по распоряжению Николая I князь был обвенчан с «пострадавшей» девицей. Брак был недолгим, после рождения дочери супруги расстались.

Может быть, желание убраться подальше от нелюбимой жены, а заодно и от ее высокого покровителя побудило Трубецкого отправиться на Кавказ – это произошло в начале 1840 года. Активная обличительница «козней самодержавия» Э. Герштейн пыталась утверждать, что это была ссылка, но С. И. Недумов документально доказал добровольность поступка князя Сергея. Ведь он был «enfant terrible» («ужасный ребенок»), человек, не укладывавшийся в рамки обычного общежития, тяготившийся обыденностью. Видимо, на Кавказе, в боевых действиях, он рассчитывал найти выход своей неуемной энергии. Приписанный к Гребенскому казачьему полку, Трубецкой участвовал в экспедиции генерала Галафеева и сражении при Валерике, где был ранен пулей в грудь.