Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ

Пожалуй, профессионально наблюдательный Сварог во многом прав, за исключением соображения о демонстрации Эрлихом «убийственного» послания. В этом просто не было необходимости — «подлинника» никто из посторонних тогда не видел. Более того, мы склонны считать, что его не видел в глаза даже сам «Вова» — ему, мелкой сошке из ГПУ, отводилась роль озвучивающего сценарий «самоубийства Есенина».

В газетах о стихотворении сообщалось сумбурно, авторы писали о нем так, как вздумается. В «Последних новостях» (Париж, 30 декабря 1925 года) в информации ТАСС говорилось: «На столе найдено начатое стихотворение, написанное кровью». Сотрудник ТАСС, разумеется, с чьих-то слов, определил степень завершенности послания и, не видя его, дал ему зловеще-кровавую характеристику О неосведомленности журналиста свидетельствует и такая его фраза: «Поэту было только 22 года».

Причем как назойливо лжесвидетели «поселяли» Есенина в «Англетер», так же настырно псевдодрузья поэта сообщали об элегии-мифе «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Разумеется, фантазировали — кто во что горазд. «Впереди паровоза» неслась вульгарная «Новая вечерняя газета». 29 декабря, когда еще полной согласованности в действиях убийц и их укрывателей не наметилось, информировала нейтрально: «На небольшом письменном столе лежала синяя обложка с надписью: "Нужные бумаги". В ней была старая переписка поэта». Миф о предсмертном послании уже родился, но еще не обрел законченной формы.

Больше всего неискушенного человека повергла в недоумение гипотеза о «забывчивом» Эрлихе, который в глаза не видел адресованных ему строк. Во-первых, откуда известно, что стихотворение посвящено «Вове»? От его сообщников по сокрытию правды о гибели поэта. Во-вторых, «До свиданья…» в виденной нами рукописи не датировано (в газетной публикации помечено: «27 декабря»). В-третьих, обратите внимание: Эрлих об элегии-мифе нигде не распространяется, и это говорит не о его скромности, а об отчужденности «милого друга» от текста кем-то наспех сочиненного восьмистишия. «Вова» отличался крайним тщеславием, и непонятно равнодушие к стихотворению, обессмертившему его имя.

Наконец, никак не мог Вольф Иосифович быть «в груди» у Есенина — знали они друг друга шапочно, было всего несколько встреч. Он значился как «литературный мальчик» или, как сейчас говорят, фанат от поэзии: нечто похожее на фаната ЦСКА, «Зенита» или «Локомотива».

Скорее всего, Эрлих «До свиданья, друг мой, до свиданья…» увидел впервые уже напечатанным в «Красной газете». Элементарная логика подсказывает: он «забыл» его прочитать 27 декабря, так как читать было нечего. Согласитесь, если бы послание (в «подлиннике») существовало в тот день, его бы показывали всякому встречному-поперечному, дабы, так сказать, документально закрепить версию о самоубийстве поэта.

Современные научно-криминалистические знания позволяют однозначно установить, Есенин или не Есенин сочинил строчки «До свиданья…». Сегодня и не такие головоломки решают. Да, подлинным и непредвзятым профессионалам провести экспертизу листка со строками загадочной элегии, написанной 90 лет назад, как нас уверяют, кровью самого Есенина, не представляет труда.

Но фокус в том, кто и с какой целью ищет ответ. Экспертиза вызывающего споры стихотворения сравнительно недавно проводилась, но тенденциозно, без создания независимой комиссии и без контроля общественности. Разве можно назвать выводы экспертов объективными, если они работали (по разным направлениям) в одиночку?

Миллионы людей в России и за рубежом наблюдают за вспыхивающими или угасающими дискуссиями вокруг этой проблемы, а некто «эксперт» предлагает им келейное одностороннее решение.

Итак, рукописное «До свиданья…» явилось на свет из рук человека, близкие единомышленники которого, несомненно, причастны к злодеянию в «Англетере». Уже одно это обстоятельство заставляет внимательно вглядеться в каждую букву трагического послания.

Известный есениновед и литератор В. Кузнецов предложил провести эксперимент.

«Для сравнения почерка руки автора "До свиданья…" мы положили рядом подлинный автограф тематически родственного стихотворения к строкам Есенина "Гори, звезда моя, не падай".

Я знаю, знаю. Скоро, скоро,
Ни по моей, ни чьей вине
Под низким траурным забором
Лежать придется также мне.

Первое, на что невольно обращаешь внимание, — буквы "До свиданья…" крупнее, чем в стихотворении "Гори, звезда моя…". Смотрим другие есенинские автографы: действительно, буковки помельче; в "англетеровской" элегии какая-то показная каллиграфия. Сопоставляем написание букв: заметная разница в начертании Д, Н, С, Е, О, Я. И нет в сомнительном автографе какой-то неуловимой мягкости, детской округлости и непосредственности буковок-букашек несомненного подлинника».