Тайна голландской туфли

Вы видели когда-нибудь затор лесосплава на реке? Они нередко случаются на быстро текущих реках в лесистых местностях... Большие массы свежеспиленных бревен несутся вниз по реке... В воде одно из них наталкивается на сучок. Соседние трутся о него, пытаются его обойти — но не могут. Вся масса останавливается, движение стопорится... И вот накапливается гора бревен, наползающих друг на друга с визгом и скрежетом...

Но сплавщик наконец находит то бревно, которое вызвало затор, — бревно, стоящее у створа водоворота, словом, ключевое бревно. Ага! Вот оно! Зацепил, потянул, и вот бревно встало торчмя и легло как следует... и вот поток пошел, вновь пошел своим путем. Будто волшебной палочкой прикоснулся кто-то к стене из бревен, которая вмиг разрушилась и вот с бешеной скоростью вновь несется вниз по реке...

Расследование сложного преступления, дорогие мои друзья, весьма сходно с описанной сценой. Бревна — эти ключевые моменты — все ведут к верному решению. К нашему удивлению, эти упрямые ключевые моменты и факты вдруг начинают копиться, образуя стену, подобную бревенчатой.

Как только наш «сплавщик» находит «ключевое бревно» и подцепляет его багром, все факты начинают двигаться в одном направлении и стройным потоком устремляются в сторону единственно верного решения.

Из обращения доктора Густава Гётеборга к слушателям Стокгольмской полицейской академии

2 ноября 1920 г.

Глава 19 ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ

Инспектор Квин сидел за своим столом в Главном полицейском управлении в редкий спокойный час ранним утром среды. Перед ним была расстелена газета, готическим шрифтом заголовков крикливо провозглашающая арест доктора Фрэнсиса Дженни, знаменитого хирурга, по обвинению в «покушении на человеческую жизнь». Эта деликатная фраза означала, что доктору предъявлено обвинение в удушении Абигейл Дорн.

Инспектор не был удовлетворен своей работой и своими аналитическими способностями. Его яркие маленькие глазки то и дело посверкивали беспокойством; он покусывал усы, иногда выдергивая из них волоски, по мере того как читал и перечитывал статью, написанную Питером Харпером. В соседней комнате непрерывно раздавались телефонные звонки; телефон на столе старика почтительно молчал. Однако он сам сказал всем, что для посторонних его «нет».

Репортеры толпились в просторном здании полицейского управления до ночи. «Скажите, капитан, это правда, что Дженни обвинен в убийстве старой леди?» Казалось, никто в управлении ничего не знает и не желает отвечать на вопросы.

Полицейский комиссар и мэр, посвященные инспектором во вторник в разработанный им план, также отказывались выйти к прессе. При остром дефиците официальной информации большинство изданий пересказывали статью Питера Харпера. В кабинетах самого харперовского издания ответственные лица недоуменно пожимали плечами на вопросы об источнике информации.

В 9.00 поступил долгожданный телефонный звонок от доктора Дженни. Хирург потребовал, чтобы его соединили с инспектором, — но вместо него был соединен с кабинетом лейтенанта. Его информировали, что инспектор находится на конференции и его нельзя беспокоить.

Дженни разразился потоком ругательств. Его все утро, кричал он, осаждают репортеры с требованиями интервью.

— Скажите мне одну вещь, — прорычал Дженни в трубку. — Эта газетная статья правдива?

Лейтенант полиции выразил всевозможные сожаления о происшедшем, но искренне признался, что ничего не знает. Дженни вслух поклялся, что переедет в свой кабинет в госпитале и никого не станет принимать; он был так зол, что голос его дрожал от гнева. В ухе лейтенанта будто выстрел раздался — с такой силой Дженни бросил трубку.