Ободренная этими пророчествами, Кэтрин стала готовиться к отъезду. Половина деревни пришла проводить ее на станцию, среди провожающих была и крошка Алиса, служанка. Она прижимала к груди букетик ноготков и рыдала навзрыд.
— На свете не много найдется таких, как она, — всхлипнула Алиса, когда поезд скрылся из виду. — Когда Чарли променял меня на молочницу, мисс Грей так меня утешала, так утешала, и хоть она и была на чистоте помешана, но всегда замечала, если ты лишний раз пол натрешь. Я бы для нее не знаю что сделала. Истинная леди, ничего не скажешь.
Так Кэтрин покинула Сент-Мэри-Мид.
Глава 8
Леди Тамилин пишет письмо
«Так, — сказала леди Тамилин. — Так!»
Она отложила номер «Дейли мейл»[31] и устремила взор на голубые волны Средиземного моря. Ветка золотой мимозы, свисающая над ее головой, служила эффектной рамой для прелестной картины. Золотоволосая, синеглазая дама в неглиже[32], которое ей очень шло. Золотые волосы были, несомненно, произведением парфюмерного искусства, как, впрочем, и бело-розовый цвет лица, синева же глаз была подарком самой природы, и, несмотря на свои сорок четыре года, леди Тамплин по праву считалась красавицей.
Впрочем, в данную минуту леди Тамплин не заботила ее внешность (что бывало не часто). Сейчас она была сосредоточена на более важном предмете.
На Ривьере леди Тамплин была знаменитостью, и ее приемы на вилле «Маргарита» славились среди обитателей с полным на то основанием. Женщина с богатым жизненным опытом, она сменила четверых мужей. Первый был попросту невежа, и супруга особо им не занималась. Он догадался покинуть этот мир с похвальной быстротой, а его вдова вышла замуж за богатого пуговичного фабриканта. И тот, прожив в браке три года, однажды, после дружеского застолья, покинул земную юдоль. Засим явился виконт[33] Тамплин, благодаря которому она прочно обосновалась на тех высотах, куда так стремилась, и, выходя замуж в четвертый раз, леди Тамплин сохранила титул. Четвертая попытка была предпринята просто ради удовольствия. Мистер Чарлз Эванс, красавец мужчина двадцати семи лет, с восхитительными манерами, страстный любитель и знаток спорта, умевший наслаждаться всеми радостями жизни, не имел ни гроша за душой.
Леди Тамплин в целом была довольна жизнью, однако денежные дела слегка ее тревожили. Пуговичный фабрикант оставил своей вдове значительное состояние, но, как любила говорить леди Тамплин, «то одно, то другое…» (одно — это падение акций из-за войны, и другое — сумасбродства покойного лорда Тамплина). Она была все еще состоятельна. Но быть просто состоятельной совершенно недостаточно для женщины ее темперамента.
Итак, именно в это утро Розалин Тамплин прочитала некую заметку в газете и, широко распахнув синие глаза, произнесла свое односложное «Так». Кроме нее, на балконе была лишь ее дочь, достопочтенная Ленокс Тамплин. Дочь была постоянным источником i беспокойства для леди Тамплин, девчонка не отличалась тактичностью, к тому же выглядела старше своих лет, а ее странный, сардонический юмор был, мягко выражаясь, невыносим.
— Дорогая, — сказала леди Тамплин. — Это поразительно.
— Что именно?
Леди Тамплин протянула дочери — «Дейли мейл» и ткнула пальцем в заинтересовавший ее абзац.
Ленокс, в отличие от матери, осталась совершенно равнодушной.
— Ну и что? — спросила она. — Такие вещи случаются постоянно. Скупые деревенские старухи оставляют своим бедным компаньонкам миллионные состояния.
— Конечно, дорогая, я знаю. Состояние, вероятно, не так и велико, газеты вечно все переврут. Но даже если поделить эту сумму пополам…
— Ну и что, — сказала Ленокс, — деньги-то оставили не нам.
— Разумеется, дорогая, — согласилась леди Тамплин. — Но эта девушка, эта Кэтрин Грей, — моя кузина. Она из вустерширских[34] Греев, из Эджворта. Моя кузина, поразительно!
— Вот оно что, — протянула Ленокс.
— И я подумала… — начала было леди Тамплин.
— …что из этого кое-что можно извлечь, — закончила ее дочь с улыбкой, которая скорее напоминала гримаску и всегда так озадачивала ее мать.
— Фу, дорогая, — сказала леди Тамплин с легким упреком. С очень легким, ибо Розалин Тамплин уже привыкла к невыносимой манере Ленокс высказываться напрямую, не считаясь с приличиями.
— И я подумала… — повторила, — сведя вместе свои искусно нарисованные брови, леди Тамплии. — О, доброе утро Пончик, мой дорогой, ты идешь играть в теннис? Чудно!
Тот, кого назвали Пончиком, добродушно улыбнулся и, бросив на ходу с заученным восторгом: «Блеск! Персиковый — это твой цвет!» — спустился по ступеням вниз.
— Любимый! — с чувством прошептала леди Тамплин, провожая мужа влюбленным взглядом. — Постой-ка, о чем это я говорила? Да! — Она вновь переключилась на дело. — Так вот, я и подумала…
— Господи ты Боже мой, мама, продолжай же! Ты уже третий раз повторяешь это!
— Ну, дорогая — я подумала, как было бы замечательно предложить милой Кэтрин погостить здесь у нас? Она, конечно, не бывала в обществе. И для нее будет лучше появиться сначала с кем-нибудь из близких. Это не повредит ни ей, ни нам.