Тайна голубого экспресса. Тайна Семи циферблатов. Убийство в доме викария

— Вы думаете, ее убил кто-то из пассажиров, но ведь это совсем необязательно, разве не мог кто-то проникнуть в поезд на стоянке в Лионе? Могли пройти прямо в купе, задушить миссис Кеттеринг, забрать рубины и незаметно выскользнуть из поезда. Ее могли убить, пока поезд стоял в Лионе, в таком случае она могла бы быть еще живой, когда входил Дерек, и мертвой, когда ее увидел кто-то еще.

Пуаро откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул, посмотрел на девушку, трижды кивнул головой и снова вздохнул.

— Мадемуазель, то, что вы сказали, очень, очень верно. Я плутал во мраке, и вы показали мне свет. Было нечто, что ставило меня в тупик, но теперь благодаря вам я все понял.

Он поднялся.

— А Дерек, что будет с ним?

— Кто знает? — сказал Пуаро, пожимая плечами. — Но вот что я вам скажу, мадемуазель: я не удовлетворен ходом дела, нет, я, Эркюль Пуаро, не удовлетворен. Возможно, именно сегодня вечером я узнаю что-нибудь еще, по крайней мере, попытаюсь узнать.

— Вы встречаетесь с кем-то?

— Да.

— С кем-то, кто что-то знает?

— Кто может что-то знать. В таких делах нужно испробовать все средства. До свидания, мадемуазель.

Ленокс проводила его до двери.

— Я… помогла? — спросила она.

Пуаро пристально на нее посмотрел, и лицо его смягчилось.

— Да, мадемуазель, вы помогли, помните это, даже если не удастся ничего прояснить.

В машине Пуаро снова впал в глубокое раздумье, но в глазах его светился зеленый огонек — предвестник триумфа.

Пуаро опоздал на несколько минут к месту свидания и обнаружил, что мосье Папополус с дочерью уже ждут его. Пуаро долго извинялся и весь вечер потом рассыпался в любезностях и был галантен и мил, как никогда, Грек выглядел исключительно благообразным и величественным — воплощение скорби и безупречности. Зиа была очень привлекательна и весела. Обед получился приятный, Пуаро был в ударе, он шутил и сыпал анекдотами, говорил изящные комплименты Зиа и рассказывал истории из своей практики. Меню составили со знанием дела, и вино было отменным.

К концу обеда мосье Папополус любезно поинтересовался:

— А что совет, который я вам дал? Вы рискнули поставить на эту лошадь?

— Я связался с… э-э… моим букмекером[138].

Собеседники встретились глазами.

— Знаменитая лошадь, а?

— Нет, скорее это то, что наши друзья англичане называют «темная лошадка».

— Так, так.

— Пойдемте теперь в казино и попытаем счастья за рулеткой.

В казино компания разделилась, Пуаро ни на шаг не отходил от Зиа, а Папополус был предоставлен самому себе.

Пуаро не повезло, зато Зиа посчастливилось — она выиграла несколько тысяч франков.

— Пожалуй, — деловито сказала девушка, — мне лучше теперь остановиться.

Пауро прищурился.

— Превосходно! Вы поистине дочь своего отца, мадемуазель Зиа, знать, где следует остановиться, о, это искусство.

Пуаро осмотрелся.

— Что-то я не вижу вашего отца, пойду принесу ваш плащ, мадемуазель, и мы выйдем в парк.

Но он не пошел прямо в гардеробную — ему очень хотелось узнать, куда подевался хитрый грек. Острый взгляд Пуаро кое-что подметил еще до исчезновения Папополуса. Обнаружил он его в холле, тот стоял возле колонны, разговаривая с только что появившейся дамой. Это была Мирей.

Пуаро с безразличным видом обошел всю комнату и притаился с другой стороны колонны. Грек и Мирей беседовали в весьма энергичной манере или, точнее сказать, танцовщица говорила, Папополус время от времени вставлял односложные слова и выразительно жестикулировал.

— Говорю вам, мне нужно время, — шипела Мирей. — Дайте мне время, и я достану деньги.

— Ждать, — грек пожал плечами, — это крайне неудобно.

— Совсем недолго. Ну пожалуйста! Неделя, десять дней — это все, что я прошу. Не сомневайтесь. Деньги будут.

Папополус немного подвинулся, беспокойно осмотрелся и обнаружил возле своего локтя безмятежно улыбающуюся физиономию Пуаро.

— Ah! Vous voila[139], мосье Папополус, я искал вас. Вы позволите мадемуазель Зиа пройтись со мной по парку? Добрый вечер, мадемуазель, — тысяча извинений, что не увидел вас сразу.

Танцовщица приняла его извинения с видимым нетерпением, она была явно раздосадована тем, что прервали ее tete-a-tete[140]. Пуаро сразу понял намек. Папополус успел только пробормотать: «Разумеется, разумеется», — и Пуаро исчез.

Он принес Зиа плащ, и они спустились вдвоем в парк.

— Очень подходящее место для самоубийства, — сказала Зиа.

Пуаро пожал плечами.

— Наверно. Люди глупы, не так ли, мадемуазель Зиа? Есть, пить, вдыхать этот чудный воздух, все это очень приятно, мадемуазель. Глупо расставаться со всем этим только потому, что у тебя нет денег — или разбито сердце. Любовь — причина многих несчастий, правда?

Зиа рассмеялась.

— Не нужно смеяться над любовью, мадемуазель, — сказал Пуаро, энергично погрозив ей пальцем. — Особенно вам, такой юной и прекрасной.

— К сожалению, это не так. Вы забыли, что мне тридцать три, мосье Пуаро. Мне незачем скрывать это от вас, вы ведь сами сказали моему отцу, что ровно семнадцать лет прошло с тех пор, как вы выручили нас тогда в Париже.