Леона изумленно смотрела на них.
— Чьи они? — спросила она удивленно.
— Они для вас, мисс, — ответила миссис Маккензи. — Его светлость заказал их в Эдинбурге, а скоро привезут еще.
— Для меня?! — воскликнула Леона. — Н-но зачем… и как его светлость… узнал мой размер?
Миссис Маккензи улыбнулась:
— Его светлость рассказывал мне, что прекрасно помнит вашу матушку, а она писала в письме герцогине, что вы очень похожи на нее в девичестве.
Леона вспомнила, что мама действительно писала об этом в письме, предназначенном для герцогини.
— Почему же его светлость… пожелали подарить мне несколько… новых платьев? — спросила она. — Это исключительно мило с его стороны.
— Его светлость хочет, чтобы вы были счастливы, мисс, ибо замок Арднесс теперь ваш дом.
Леона подумала, что это ужасно, когда твое будущее уже решено за тебя, и нехотя подошла к шкафу.
Платья были прекрасны — с пышными кринолинами, о которых она так мечтала, и тугими лифами, подчеркивающими тонкую талию.
Были здесь и красиво расшитые кружевные воротники искусной работы, и юбки, украшенные искусственными цветами.
— Они красивы… довольно красивы! — воскликнула Леона.
— Его светлость надеялся, что вам они понравятся, мисс, — улыбнулась миссис Маккензи. — Он посылал подробнейшие указания лучшему портному Эдинбурга. Уверена, когда его светлость увидит вас в этих платьях, он не разочаруется.
— Надеюсь, что так! — ответила Леона.
Она сняла свое старое платье, сознавая, как скромно и убого оно выглядит по сравнению с ее новой одеждой.
Девушка выбрала прелестное платьице из тяжелого зеленого шелка, отороченное по горлу кружевами. Оно застегивалось на пуговицы, точно облегая талию, а затем расширялось и тяжелыми складками ниспадало до пола.
Платье было таким красивым, что, глядя на себя в зеркало, она не могла поверить своим глазам. Неужели, у нее может быть что-нибудь настолько прекрасное и она может чувствовать себя так хорошо одетой?!
— Оно самую малость великовато вам в талии, мисс, — говорила миссис Маккензи, — но теперь я знаю, что не так, и смогу исправить остальные. Есть одно очень красивое платье, оно как раз подошло бы для сегодняшнего ужина.
Испытывая некоторую неловкость от столь необычной щедрости со стороны герцога, смущенная Леона шла назад по коридору в большую комнату, где герцог встретил ее по прибытии.
Он уже ждал ее, и Леоне показалось, что в его глазах мелькнуло одобрение.
Она сделала реверанс.
— Ваша светлость, я ошеломлена вашей щедростью. Я только надеюсь, что мой вид будет вам приятен.
— Вы выглядите очень привлекательно, — ответил герцог, — и я предполагаю, что мужчины уже неоднократно говорили вам об этом.
Леона улыбнулась:
— Я вела очень уединенную жизнь в деревне, и матушка слишком плохо чувствовала себя в последний год.
— Да-да, конечно, — кивнул герцог. — Поэтому я не сомневался, что вам понадобится много вещей, которыми, я надеюсь, я смогу вас обеспечить.
— Вы так щедры и так внимательны!
— Я хочу, чтобы вы понимали, — произнес герцог, — что отныне это ваш дом. Вы займете законное место в замке, и относиться к вам будут, как если бы вы были моей дочерью.
— Но я думала, у вас есть дочь! — воскликнула Леона, вспоминая, как мама рассказывала ей, что у герцогини были дети.
— Моя дочь мертва.
— Ох… простите меня!
— Она умерла два года назад. Она была моложе вас и всегда была очень слабой.
Голос герцога дрогнул, и Леона поняла, как сильно он страдал, когда умерла его дочь.
— Мне так жаль, — тихо сказала она. — Но есть ли у вас другие дети?
— У меня есть сын.
Леона чуть было не спросила, нельзя ли с ним познакомиться, но тут герцог сменил тему:
— Нас ждет обед, и мне кажется, что после путешествия вам хочется есть.
— Да, вы правы, ваша светлость.
Говоря это, Леона вспомнила крики детей, которых выселяли из дома, и почувствовала, что кусок встанет ей поперек горла.
Она хотела поговорить о них с герцогом, умолить его проявить милосердие, спросить, нельзя ли что-нибудь устроить, чтобы помочь им обрести другой дом.
Но когда они шли к столовой, ей было трудно произнести хотя бы слово.
Девушка прекрасно понимала: стоит снова затронуть этот вопрос, и герцог снова оставит его без ответа. Но Леона твердо сказала себе, что нельзя быть такой трусихой. Рано или поздно она должна будет поговорить с герцогом о насильственных выселениях людей.
Тем не менее за обедом это казалось совершенно невозможно.
Она предполагала, что они с герцогом останутся одни, но, к ее удивлению, в столовой их ждали.
Это была огромная зала, гораздо больше, чем столовая в замке лорда Стрэткарна, а за столом могли бы разместиться не менее тридцати человек.
За обедом их было восемь. Другими гостями оказались две престарелые кузины его светлости, которые жили в замке, сестра герцога, прибывшая с визитом, двое соседей, приглашенных на обед, и священник из рыбацкой деревни, располагавшейся в устье реки.
«Возможно, мне удастся поговорить со священником», — подумала Леона, когда их представили друг другу.
Но за едой она совершенно ясно поняла, что священник неописуемо боится герцога и готов соглашаться с ним по любому вопросу.