Гости любовались бирюзовым озером, обрамленным вавилонской ивой. Ее тонкие, кружевные ветви спускались к воде и отражались в ней причудливым узором. Над веселыми ручейками журчащих оросительных каналов склонились ветви яблонь, отягченные румяными плодами. По зеленой бархатной траве важно прогуливались павлины. Яркие попугаи то и дело садились на карниз резной беседки и гортанным голосом кричали:
— Афшин идет! Афшин идет!
Где-то под крышей ворковали голуби, а стаи маленьких пестрых птиц с веселым щебетом проносились над садом. Пение птиц сливалось со звуками золотой арфы, и казалось, что и птицы, и арфа поют о красоте этой благословенной земли.
— Все удивительно в этом саду! — говорил старый тюркский дихкан с узкими, сверлящими глазами. — Все мы владеем богатыми землями, имеем сады и виноградники, но никто из нас не сумел превратить кусок своей земли в такой райский уголок.
— Не забудь, что Диваштич совсем недавно был ихшидом[15]
Согда, ему многое доступно, — отвечал с поклоном собеседник тюрка, маленький, сухонький старичок в зеленом шуршащем халате. Это был Зварасп, звездочет Диваштича, жрец храма предков. Он уже много лет составлял гороскопы[16] афшину. — Тебе никто не привез из жаркой Индии цветов, напоминающих горящий костер, а ему привезли! У тебя нет рабов, а у него есть!.. — Старик поправил свой огромный белый тюрбан и, коснувшись парчового одеяния тюрка, добавил: — Но еще более ослепительны цветы на твоей одежде! Поглядишь на такое — и сразу видишь, что имеешь дело с человеком богатым! Ты не пожалел денег на китайскую парчу!..Он хотел еще что-то добавить, но, увидев приближающегося афшина, юркнул за могучий ствол старого чинара.
— Не оттуда ли исходит эта волшебная музыка, господин Панча? — льстиво заметил тюркский дихкан, подняв глаза к небу, а затем низко склоняясь перед афшином.
— Небо дарит нам большее, чем звуки арфы, — ответил с достоинством Диваштич. — Оно дарит нам свое покровительство!
— О, это прекрасно! — воскликнул тюрк. — Когда есть покровительство небес, можно и на земле устроить райскую жизнь!
Тонкое, строгое лицо афшина с короткой черной бородой и умными, чуть косящими глазами на мгновение просветлело в улыбке.
— К этому мы стремимся. Но все мы люди. И все мы смертны!
Афшин пошел рядом с гостем. Его стройная фигура в парчовом узорчатом одеянии казалась юношески подвижной и гибкой. Если бы не седеющие виски и не печаль в глазах, никто бы не смог сказать, что афшину уже минуло сорок лет. Они шли впереди, а за ними следовали молодые спутники дихкана, имеющие обширные земли в долине реки Согда. Все они были изысканно одеты и соперничали богатыми украшениями. У каждого за поясом был меч в дорогих ножнах.
— Музыка, показавшаяся вам небесной, — продолжал Диваштич, — исходит отсюда…
И он остановился у маленькой, деревянной беседки, увитой розами.
Гость заглянул туда и, прошептав что-то по-тюркски, приостановился. Там сидела молодая красивая арфистка. Легко касаясь пальцами золотых струн арфы, она тихо пела.
— Это дитя Согда? — спросил, хитро улыбаясь, тюркский дихкан.
— Это дитя Хорезма! — ответил Диваштич и повел гостей дальше.
В глубине сада, у маленького бассейна, где плавали золотые рыбки, на деревянном возвышении лежали мягкие пестрые ковры. Диваштич пригласил гостей расположиться и дал знак слугам подавать еду и питье.
Рядом с афшином поместился юноша-виночерпий. Он наполнят золотые чаши вином и с поклоном подавал их гостям. Слуги обносили гостей жареной дичью, всевозможными кушаньями из рыб, баранины и овощей, подавали сладкие пряные лепешки, фрукты и виноград.
Оживившись после нескольких чаш вина, тюркский дихкан решился наконец обратиться к Диваштичу с тем, что привело его во дворец афшина.
— Я хочу предложить господину Панча, — начал он, — свои сады и виноградники, расположенные по левому берегу реки.
— А что угодно почтенному дихкану? — спросил Диваштич. — Не станет же он дарить мне свои владения?