Тайна горы Сугомак

Оглянулся Тарас на голос и рядом девушку увидел. Милую да пригожую. Высокому парню девушка до плеча будет. Сарафан на девушке, словно черемуха в мае. Белый, белый. И весь диковинными лесными цветами расшит. Тут подснежники с медуницами. Ландыши с голубыми незабудками. И от каждого цветка аромат струится. Девичий-то сарафан с рукавами широкими и размашистыми. На одном рукаве — птица-лебедь в клюве радугу несет. Над радугой тучка клубится. И вроде бы норовит дождичком на землю брызнуть. На другом рукаве — красное солнышко улыбается. Погожий денек сулит. Девушка берестяную корзинку держит. Корзинка-то, словно спелой ягодой, хрустальными бусинками наполнена.

Загляделся мастер на девушку. При виде красоты удивительной у парня слова на губах замерзли.

А красавица улыбнулась, и сразу все вокруг преобразилось. Каменные горки из темных алыми сделались. Черные леса встрепенулись. Дикую неприветливую хмурь с себя сбросили. Стекла озер светом брызнули. Заиграли радужно.

А девушка на левую руку корзинку повесила и давай правой рукой хрустальные да рубиновые бусинки во все стороны кидать и напевно приговаривать.

Горбатая-то береза, что Тарас срубить хотел, на глазах меняется. То серебряным бисером она засверкает, то золотым дождем подернется. Потом в бирюзовое платье оденется и тут же его на розовое обменяет.

Пересилил Тарас оцепенение и девушку спрашивает:

— Откуда ты взялась да появилась? Говорунья глазастая, веселая да цветастая. Из себя ладная, пригожая — на заводских девок не похожая. Зачем ходишь по росе хрупчатой, привлекаешь парней косой трубчатой?

Наговаривает ей скороговорками, как при первом-то знакомстве принято. Сам же глаз отвести не может. В голове думки вспыхивают. Три весны прожил в таежном урмане. Сколько заводских девок набегало сюда по ягоды, а такой не встречал.

Тут красавица хрусталь разбрасывать перестала и на думки Тарасовы ответ дала:

— Знаю, Тарасушка, мил дружок, что третью весну по хозяйскому приказу здесь живешь. Колеса с санными полозьями ладишь. Работа тебе не в тягость. От людей почет да поклон. Я тоже здесь родилась. Здесь свою работу исполняю. От моей работы весенние да летние дни начинаются.

Случается, что и я с вечера закручинюсь. До утра с девичьей тоской не расстанусь. Помашу на зорьке левым рукавом — ни одной росинки не уроню из корзинки. Люди и говорят по этому случаю: на земле сухорос — день к ненастью прирос. А им-то невдомек, что тут моя тоска девичья виновата. Зовусь же я Росяницей. На зорьках солнечным лучам ворота отворяю и из росы дорожки стелю. Когда же на земле мороз похаживает да метель по снегам пляшет, сижу я в земле под толщей каменной.

Еще раз спасибо тебе, Тарас, что пощадил ты березу горбатую. Мою няню старую. Всмотрись-ка сюда получше. Видишь? Сторожит береза вход в палаты, мраморные, сапфиром отделанные. Здесь я живу. Хрусталем да изумрудом играю. Гранильным ремеслом занимаюсь. Для погожих дней росинки готовлю. Не зря же молвится людская пословица, что без утренней да вечерней росы не видать земной красы.

А сейчас, Тарас, шагай по своим делам. Скоро солнышко поднимется и росинки мои сушить начнет. Пора мне на отдых.

Стали Тарас с Росяницей каждый вечер возле камня встречаться. Вскоре встречи-то в любовь перекинулись. А когда любовь в радость, то любое дело в руках горит. Любая работа спорится.

Управляющий-то новым заводом колесным мастером не нахвалится. На прибавку к заработку не поскупился. За одно лето, считай, крепостные мужики заводскую плотину насыпали. Из-за колес у мастеровых да приписных даже крохотной заминки не приключилось. Все телеги на исправном ходу. В полном порядке.

Может, и дальше бы у Тараса жизнь по хорошему пути двигалась, но к его таежному подворью каслинскую барыню Устю Коробкову занесло. Задумала барыня большой торговый караван в Казахские степи снаряжать. Вот и понадобилась колесная снасть. Прочая тележная справа. Решила она на роскошном тарантасе к прославленному мастеру сама заглянуть. Вначале с мастером заказ обговорить, а потом с управляющим поторговаться. На выгодной-то цене тогда легче сойтись.

Эта барыня в Каслях на худой славе была. Характер у нее, что кипящий самовар. Вся злобой да завистью булькала. Лицом конопата и неказиста. Глазки красные, поросячьи. С себя кокошник снимать боялась, чтобы у прислуги смех не вызывать. У нее вместо косы, людям на удивление, огромная плешь светилась. Над своими работниками до страсти лютовала. С башкирской камчой не расставалась. Так и спала с ней в обнимку. Горничную, сказывают, так камчой отблагодарила, что девушку отходить не сумели.

Пробовала барыня уродство нарядами прикрывать. Покупала платья заграничные. Бусы там да ожерелья самоцветные. Ларцы и шкатулки дивной работы были ими набиты. Но как ни оденется, еще сильнее уродство-то выделяется. Не зря говорят: «На огородное пугало хоть царский кафтан одень, а страху у птиц не убавишь».