Тайна графа Эдельмута

— Клянусь вам, господин… — вытирая руки о передник, вступал в привычный спор трактирщик.

У самого окна в углу сидели трое богато одетых господ. Не купцы и не пилигримы — настоящие аристократы.

Слуги — вон, во дворе, только что получили по миске вареных бобов с мясом и кувшин вина.

— Еще яблочного пирога, — потребовал для господ слуга, остановив хозяйского мальчика, — мигом!

— …Приятно после стольких лет мучений снова сесть за стол с благородными людьми.

Движением головы смахнув со лба прядь волос, граф Эдельмут поднял бокал с вином.

— Мартин фон Берг… Йоханн фон Танненбаум…

Трое дворян чокнулись.

— За освобождение от чар злого колдуна, жизнь которого скоро закончится на костре!

Забулькало вино.

— Виват графу Эдельмуту!

— А в качестве кого ваше сиятельство пребывало все эти десять лет? Я имею в виду… — запнулся молодой Мартин фон Берг, и порозовел как нежная роза, — пребывая под чарами злого колдуна… э-э…?

Граф поднял глаза от блюда.

— Я был орлом.

— О-о! — закивали собеседники. — Да-а. Орел — благородная птица.

— Кем еще? — Граф пожал плечом и впился зубами в свиную ногу. — Ведь то геральдический знак всех Эдельмутов: золотой орел на черном поле. Да, и если вы, господа, хотите насладиться чудесным зрелищем, то могу пригласить вас через недельку-другую на казнь колдуна Шлавино.

— Смерть колдуну! — поднялись бокалы. — И да здравствуют чудесные зрелища!

Была до конца обглодана свиная нога, и съеден яблочный пирог, и выпито два кувшина лучшего вина.

— Ну что ж, пора, — поднялся с места Йоханн фон Танненбаум.

— А позвольте узнать, милостивые господа, куда вы держите путь?

— На турнир к епископу Хайлигману, в Шлосбург.

— Невероятное совпадение, — воскликнул граф, вставая. — И я туда же!

* * *

— Мы уезжаем, — коротко объявил граф Эдельмут; встретив Бартоломеуса, выходящего из комнаты больной.

— Ваше сиятельство? — не поверил ушам последний. Он всю ночь просидел возле лихорадящей девочки, устал — и теперь не был уверен, что правильно понял.

— Мы уезжаем, и поторопись. Вели Паулю седлать коней, собери вещи… Ну, живей!

— В… ваше сиятельство… шутит?

— О чем ты? Мне совершенно не до шуток.

— Но ваша дочь! — растерянно проговорил Бартоломеус. — Вы забыли, что ваша дочь больна?!

Граф смерил слугу недовольным взглядом.

— Само собой, я не забыл.

— В таком случае, ваше сиятельство, наверное, просто забыли, в каком состоянии девочка. Она… Она не то что не сможет сидеть в седле…

— Золотой мой, кто сказал тебе, что я возьму девочку с собой?

— Что?..

Пару мгновений стояла тишина.

— Ты слишком тревожишься об Эвелине. — Улыбнувшись, граф тронул слугу за плечо. — Не тревожься. Из-за ее болезни мы просидели тут уже неделю. И один Бог знает, сколько просидим еще. А ведь нам нужно спешить. Ты сам говорил, что Шлавино хитер и опасен. С девочкой останется ее служанка. Как ее — Марион? Она толковая девица.

Граф двинулся по коридору.

— Да, вели мальчишке почистить меч — и пусть седлает коней. Мы уезжаем вместе с господами фон Бергом и фон Танненбаумом…

Бартоломеус поклонился:

— Ваше сиятельство правы, поезжайте. Я распоряжусь насчет коней и соберу вещи… — Он двинулся к лестнице.

— Бартоломеус?.. — окликнул граф. — Ты хорошо ли меня понял?

Слуга остановился на полпути.

— Конечно же, ты отправляешься вместе со мной.

— Но…

— Это приказ! — Голос графа прозвенел металлом.

* * *

Горели свечи, отражаясь в зарешеченном окне. Шмыгая носом, Марион терзала иглой прохудившийся чулок. Скрипела дверь в коридоре, жужжала муха, попавшаяся в паутину — прямо над кроватью больной.

— Я умираю, Бартоломеус?

— Ваше сиятельство умрет вместе со мной, — шепнул Бартоломеус, склонясь к постели девочки. — А я проживу еще сто лет. Это точно.

Эвелина слабо улыбнулась.

Зашуршал плащ. Бартоломеус нахлобучил наголову шляпу, подобрал с полу вещевой мешок.

— Два дня туда, два дня обратно. Неделю там… Когда я вернусь, наша маленькая Эвелина будет сидеть на столе и с аппетитом поедать, — тут он подмигнул, — кашу из репки.

— И-и-и-и! — сморщившись, девочки с улыбками переглянулись.

Скрипнула дверь. Бартоломеус вышел.

В наступившей тишине жужжала муха. Эвелина долго лежала в неподвижности, прислушиваясь. Она ждала, когда же войдет и отец, чтобы так же вот с ней попрощаться.

Шмыгала носом, глядя в окно, Марион. Не переставая жужжала муха. Во дворе ржали лошади. Уезжают…

Из последних сил она приподнялась на локте. Что сказать, если внезапно откроется дверь и прекрасный рыцарь, ее отец, обратится к ней?.. О, она не знала. Она очень подозревала, что не скажет ничего. На лбу выступил пот. В волнении уставившись на дверь, она прикусила губу.

Но вот раздался топот лошадиных копыт во дворе.

Топот стихал, удаляясь… Что это значит?

— Они уехали. — Марион отошла от окна и снова плюхнулась в угол.

От резкой слабости откинувшись в подушках, Эвелина закрыла глаза. На лице выступила испарина.

— Марион?

Голос был так слаб, что служанка не сразу услыхала. Услыхав же, мгновенно вскочила.

— Да, ваше сиятельство?

— Выпусти муху из паутины.

Скинув башмаки, Марион проворно полезла на спинку кровати.