Ёнчжун хорошо знал, что не обладает ярким художественным темпераментом и силой воображения. Режиссер, на которого оказывают давление в таких делах, как создание структуры фильма, ограничен в своих возможностях. Никогда в жизни он не сможет создать шедевр, который рождается гениальными художниками, и, как шафер на свадьбе, он будет играть лишь второстепенную роль. У человека, легко живущего на свете, особая судьба и такая же логика. А у человека, не избранного судьбой, другая жизнь, и пусть говорят, что она обладает ценностью иного значения, принимать роль второстепенного человека для каждого — нелегкое дело. Так же, как слабому зрением всегда приходится щуриться под лучами солнца, мысль о том, что порой непреодолимые силы и условия, в которых ты родился, определяют твой характер, облегчает бремя жизни. В конце концов, время, называемое жизнью, начинаясь, потихоньку исчезает. Все дела, связанные с созданием фильма, зависевшие от Ёнчжуна, закончились. Если и все озвучание провести, включая музыкальное сопровождение, то работа завершится. В тот момент, когда режиссер передает копию фильма на киностудию, он должен забыть обо всем.
Банана ждала его в вестибюле на первом этаже.
— А где помощник?
— Он повез Чури. Его настырный характер не переломить. Кажется, у всех старших сыновей такой характер.
— Разве у младших не такой же?
— Почему?
— Потому что у него все должно быть не таким, как у старшего брата.
Ёнчжун вышел из здания и направился к автомобильной стоянке на крыше, и Банана поспешила за ним.
— Однако почему в последнее время помощник так сдержанно ведет себя с вами? Вы в чем-то провинились?
— Нет.
— Да, кстати, господин режиссер, чем закончилась история с домом в К.? Продали его?
— Нет.
— Барабан отца нашли?
— Нет.
— А как насчет фотографий в Канаду, послали?
— Нет.
— Выходит, ничего не изменилось?
— Нет.
— Так изменилось или нет?
Он завел машину, из радиоприемника послышалась музыка. «Мы живем, после себя ничего не оставляя. В нашей жизни не бывает горестных вестей. Просто живем, как пылинки. И бесследно уносимся за ветром». Пока Ёнчжун думал, что где-то слышал эту песню, Банана нажала на кнопку и выключила радио.
Когда машина проезжала мимо школы уездного городка, Ёнчжун вдруг почувствовал боль в груди. В тот момент, когда он увидел старую вывеску гостиницы К., где женщина, исполнительница классической народной музыки, отбирала танцующих девочек, он почувствовал непонятное возбуждение, которое быстро промелькнуло и исчезло. Ноги, мягко и изящно скользящие над поверхностью деревянного настила, едва уловимый взгляд, переводимый вслед за колыханием вытянутых рук и движением плеча, а две заплетенные косы вдруг разлетаются и разлетеются в разные стороны, будто столкнулись друг с другом в воздухе. Это был страстный танец Мёнсон. Она стояла босая в темноте почти на середине моста, не зная, что делать, и когда Ёнчжун принес ей туфли, посмотрела на него глазами, полными слез.
— Ёнчжун, я очень боюсь.
— И чего же ты боишься?
— Всего. Боюсь лиц людей, которые вечером идут на рынок, тиканья настенных часов в женской половине дома, висящего белья, когда оно колышется, тени от гор, когда заходит солнце, света, что проливается через щель в дверном проеме, скрипа полов, узора на воде в речке, когда она течет. Мне кажется, что все это вместе постоянно находится за моей спиной и трогает меня.
Сложив руки крест-накрест и с силой обхватив свои плечи, Мёнсон задрожала всем телом. Ёнчжун стоял, крепко держа ее за руки, и долго пристально смотрел вниз на черную воду речки К. Местами видневшиеся огни района представлялись далекими, и ему показалось, что собственное тело потихоньку всплыло на поверхность текущей воды и плывет куда-то в неизвестном направлении. Душа Ёнчжуна болела, готовая разорваться от грусти и чувства бессилия, и он не мог даже шевельнуться. Связанный и погруженный в черную воду, ты опускаешься в неизвестную темноту — может быть, это и есть жизнь человека? В этот момент пролетел брошенный кем-то камешек и тихо всколыхнул поблескивающую чернотой поверхность воды.
— Жил я и думал, что должен наступить тот день, когда разок доведется столкнуться с земляком.
Старик Л. смотрел в лицо Чонука, как будто хотел пронзить его взглядом.
— Да, вот оно как. И такими бывают встречи, — ответил Чонук, так и не сумев спрятать на лице растерянность.