Тайна Иерихонской розы

— Я все же считаю, что с органами восприятия у меня все в порядке, — он наклонился вперед и приблизил свое лицо к моему. — Я не собираюсь слепо верить всему тому, что вы или кто-то еще говорите о моем сыне. И я не собираюсь отдавать его на растерзание толпе лекарей, которая разберет его по кусочкам и отправит в больницу.

Я покраснела, и меня медленно начало охватывать чувство отчаяния. Казалось, я обладала способностью злить его без особых усилий. Действительно ли я различила страдание в его взгляде? Кто знает?

— Вы сомневаетесь, что Пити — ваш сын, — я сказала это тихо и откровенно.

— Вот как вы все время себя ведете, — его губа дрогнула, — честность до самого горького конца. А что, такая возможность режет ваш нежный слух?

— Мистер Джон Дьюхаут, — сказала я сухо, — мой слух находится в превосходном состоянии. И, естественно, я слышала сплетни о вас и вашей жене. Мне они показались крайне неприятными, но не могу сказать, что я была потрясена до глубины души.

Он удивленно взглянул на меня.

— Вы хотите узнать, какой она была? — он не сводил с меня глаз.

— Не обязательно, — соврала я. — Просто мне очень печально видеть, что с ребенком плохо обращаются, особенно печально, что с ним плохо обращалась его собственная мать.

— А как же отец, он что, не считается, — это звучало не как вопрос, а, скорее, как утверждение.

— Это тоже причина моей печали.

— Ни печали, ни жалости я от вас не приму, мисс Гэби.

— Да вы их от меня, сэр, и не получите. «Как этот мужчина выводил меня из себя!» — Я сберегу свое сострадание для тех, кому оно нужно, например, для вашего сына. Потому что, сэр, оно ему понадобится, если вы останетесь все таким же упрямцем. Он стукнул себя ладонью по колену.

— Господи, женщина, до чего вы иногда надоедливы!

Эти грубые слова были как пощечина. Я сделала шаг назад.

Он провел рукой по глазам, как будто преодолевая что-то. Через мгновение, когда он опустил руку, на его лице не было ни гнева, ни раздражения.

— Простите меня. Мои манеры были отвратительны.

— Ваши манеры ничуть меня не волнуют, сэр.

Я поднялась и направилась к двери; вдруг он схватил меня за запястье. Я удостоила его лучшим из своих ледяных взглядов.

Он держал мою руку не крепко, но твердо и ничего не говорил. Казалось он не находил слов, и я не собиралась ничего говорить, просто старалась выразить на лице неудовольствие тем, что меня задерживают.

Не знаю, когда она впервые появилась; но я просто вдруг почувствовала ее — эту нежность в его взгляде. Это действительно была нежность — невозможно было ошибиться. И если бы я осталась там, я бы не смогла не ответить на нее. Я дернула руку, и он отпустил ее.

— Я серьезно подумаю насчет Пити, — сказал он мне вслед.

Я, не останавливаясь, прошла в большую комнату, не показывая вида, что услышала эти слова.

ГЛАВА 10

Поднявшись в свою комнату, я чувствовала одновременно головокружение, печаль и радость.

Только что я видела отчаяние, овладевшее человеком, и нежность, на которую он еще был способен. Отчаянием он был обязан Лаурин Дьюхаут. И пока тайна ее смерти не будет раскрыта, это отчаяние будет лежать на его плечах тяжелым грузом, давящим как на тело, так и на душу.

Я поднялась и критически осмотрела свое отражение в маленьком овальном зеркале. Мои мягкие черты не соответствовали твердому решению, которое я приняла. Я знала, что мне предстоит долгий путь убеждений, к которым я не была готова. Принесут ли мои слабые попытки хоть какую-то пользу? Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько бессильной, а ведь так много было поставлено на карту.

Только мысль об отце давала мне слабый проблеск надежды. Он бы ни за что не позволил мне сдаться. Он бы посоветовал действовать медленно и разумно. Шаг за шагом. А потом собрать воедино все, что я узнала, и сделать правильный вывод.

На следующее утро я проснулась, полная новых сил. От Полли я узнала, что у мистера Джона все еще хранится записка, которую ему оставила Лаурин.

— Я никогда ее сама не видела, мисс, но она, наверняка, в библиотеке или в его комнате. Конечно, в том случае, если он ее в тот же день не сжег.

Я поблагодарила ее, не объяснив своего любопытства, и вернулась в свою комнату. Я снова внимательно прочитала обе записки из замшевой сумочки и попыталась проанализировать их. Первая явно не имела к делу никакого отношения, так что я отложила ее в сторону и полностью сконцентрировалась на той, что покороче — от тайного поклонника. Если Шед Хертстон действительно написал эту записку Лаурин, то, скорее всего, он и есть убийца, так ведь?

Это совершенно очевидное заключение ничего нового не принесло, кроме беспокойства.

Он отрицал, что написал эту записку, хотя это тоже мало что значило. Л вот то, что он не мог так просто заходить в дом Дьюхаутов — это было важно. Нет, несмотря на то, что кроме него не на кого было подумать, я чувствовала, что он совершенно невиновен в этом последнем эпизоде жизни Лаурин Дьюхаут.