Тайна индийских офицеров

Но прежде чем обустроить часовню внутри и украсить ее кафедрой, прежде чем разделить ее на маленькие четырехугольники, симметрично расставленными дубовыми скамейками, строитель позаботился найти таких прихожан, на кошельки которых он мог рассчитывать: надо же было брать с них хоть что-нибудь за их право сидеть на жестких скамейках и тем вознаградить себя за труды. По зрелым мышлениям, он пришел к убеждению, что важнее всего отыскать проповедника, способного привлечь к себе публику; поиски не замедлили увенчаться успехом: три недели спустя после открытия часовни жившие вблизи граждане были разбужены мощным голосом, раздававшимся с полированной кафедры. Любопытство понудило их прийти послушать проповедника. Некоторые удалились, недовольные его поучениями, кто-то осмелился даже говорить, что в словах проповедника присутствует резкость, несовместимая с духом смирения и любви.

С другой стороны, несколько человек из местного купечества провозгласили проповедника великим человеком и лучезарным светилом.

В окрестностях «Литль Бела» начали ходить самые разнообразные слухи относительно того, где владелец часовни отыскал проповедника. Одни утверждали, что он нашел его в торговой лавке; другие — что он встретил его исполняющим трудную обязанность статиста в театре; третьи — что он стал свидетелем его оживленной беседы с двумя-тремя товарищами и был поражен его громадным басом. Но что бы ни говорили, вскоре все убедились, что мистер Джозеф Слогуд прочно стоит на своем месте, и деньги, взимаемые с прихожан за скамейки, посыпались в сундуки хозяина часовни.

Через две недели после смерти капитана Вальдзингама, в жаркое знойное воскресенье мистер Слогуд произнес длинное поучение. Со своей привычной резкой нетерпимостью он сыпал обвинениями, призывая кару на головы торговцев и на кокетливые праздничные наряды присутствовавших женщин; он громил своих слушателей, часто противоречил самому себе, но говорил уверенно и энергично. Слогуд был высокого роста, широкоплечий, чуть сутуловатый, с бледным смуглым лицом, черными бровями, очень светлыми волосами и зеленовато-желтыми глазами, которые на солнце менялись, как у кошки. Читатель, вероятно, тотчас узнал его по кошачьим глазам. Он, впрочем, изменился, был одет поприличнее, но руки его были грязными, как в то время, когда он курил трубку у лисльвудской сторожки; и хотя манеры его стали менее грубыми, но все же сохранили свою прежнюю резкость. В конце проповеди он услышал шум неожиданно открывшейся двери и увидел вошедшего. Собрание повернулось, чтобы взглянуть на смельчака, дерзнувшего появиться здесь в подобную минуту. Вновь прибывший оставался подле самого входа, как будто ожидал окончания проповеди. Свет падал на его светло-русые волосы, золотую цепочку с множеством брелоков, светлый костюм и лаковые сапоги. Он стал несколько старше и пополнел с тех пор, как мы видели его в последний раз, но не потерял ни изысканности, ни привлекательности.

Мистер Слогуд скомкал свое поучение, уместив последние шестнадцать пунктов менее чем в шестнадцати фразах, и удалился с кафедры. Он подошел к обладателю светло-русых усов и с почтительным видом последовал за ним к выходу из часовни.

— Вот как вы развлекаетесь, мистер… — обратился к нему изящный господин.

— Слогуд, милостивый государь! — произнес оратор.

— Слогуд. Хорошо. Новое имя и новое занятие. Вы недаром читали в Лисльвуде книги духовнонравственного содержания. Ваша проповедь была весьма интересной… Много ли вам платят?

— Довольно мало, милостивый государь, но вместе с небольшим вспомоществованием, которое…

— …вы получаете от вашего брата, не так ли, мистер Слогуд? Будьте же так добры, запомните: я не хочу знать ничего относительно ваших доходов и доходов: получаете ли вы тридцать тысяч фунтов стерлингов или тридцать шиллингов, меня это не касается.

— Вы довольно суровы к людям, господин майор, — проворчал Слогуд, глядя в устремленные на него проницательные голубые глаза.

— Я суров к людям, мой добрый Слогуд, — повторил майор. — Да ведь мне нет до вас ни малейшего дела!.. Я даже не знаком с вами. Если вы завтра сядете на скамью свидетелей, что вы можете рассказать обо мне? Ничего, мистер Джозеф… то есть мистер Слогуд… Я еще никогда не изменял своим принципам. Все мои связи с прошлым ограничиваются вопросом, который я задаю себе мысленно: «Что может рассказать обо мне этот человек, если он попадет на скамью свидетелей? Ничего! Ну так мне и бояться нечего!» А теперь, мой достойный друг, мне бы очень хотелось видеть вашего сына. Мой камердинер Соломон уверяет меня, что он прелестный мальчик. Идемте все к нему!

— Вы хотите… — нерешительно произнес мистер Слогуд и с тревогой взглянул на майора.

— Да, хочу его видеть… Не придавайте такого значения самым простым словам!.. Повторяю вам только: покажите мне сына!

Мистер Слогуд поклонился и, войдя в маленький домик, стоявший в этом же переулке, провел майора в гостиную. Белокурая женщина с истомленным лицом готовила чай на столе у окна.