На другой день в четыре часа полковнику доложили о прибытии майора и баронета, которые и были приняты в гостиной — небольшой, плохо меблированной холодной комнате с тремя окнами, выходившими на большую дорогу. Полинялый ковер, потускневшее зеркало, поистершаяся шелковая обивка.
На фоне этой невзрачной обстановки Оливия Мармэдюк казалась еще восхитительнее, чем была накануне. На ней было простое кисейное лиловое платье, украшенное бантами из шелковых лент. На этот раз она обошлась с майором довольно дружелюбно, разговорилась с ним и играла в шахматы, к величайшему неудовольствию сэра Руперта Лисля, которому пришлось довольствоваться тем, что он мог сидеть и любоваться ею. Майор удивился, когда победа в шахматах оказалась за противницей. Затем она сыграла несколько полек на маленьком пианино и пропела две или три тирольские песни. Баронет слушал ее почти с благоговением, но когда ее сестры начали, в свою очередь, играть и петь итальянские арии, он отвернулся от них и стал беседовать с предметом своей страсти. Казалось, своевольная молодая девушка задумала вскружить майору голову так же, как и баронету. Она шутила, смеялась над его остротами, подтрунивала над сэром Рупертом, играла и пела так, что надо было быть железным, чтобы не поддаться ее очарованию. Что касается сэра Руперта, то он восхищался Оливией даже тогда, когда она издевалась над ним. Он следовал за нею неотступно, как тень, и, по всей видимости, жаждал сказать ей что-то серьезное; но все его усилия потерпели фиаско, потому что майор отвлекал внимание девушки всякий раз, как только баронет готовился сказать ей новую любезность. К концу вечера Руперт Лисль потерял надежду остаться наедине с чаровницей и нехотя покорился своей печальной участи. На обратном пути он был крайне угрюм, а когда вошел в холл, спросил у майора отрывисто и резко:
— Ну-с, какой вы сегодня нашли Оливию?
— Такой же, как вчера. Не спорю, она недурна и даже эффектна при ярком освещении, но вместе с тем она очень ловкая и искусная кокетка, хитрая, самолюбивая и бездушная интриганка… Да сжалится Господь над тем, кто на ней женится!.. Нет, она мне не нравится.
— В таком случае вы чертовски нахальный лицемер! — в бешенстве воскликнул баронет. — Пусть меня повесят, если вы весь вечер не ухаживали за ней!
— Я постоянно ухаживаю за всеми кокетками, мой милый Руперт, — ответил майор.
Баронет стал счастливее только на следующий день, когда во время утренней прогулки встретил мисс Оливию, которая шла куда-то в сопровождении Бокса. Он пожелал ей доброго утра и, взяв лошадь под уздцы, пошел рядом с девушкой, не говоря ни слова.
— Ну, — наконец сказала она, — так как вы, по-видимому, не находите слов для беседы со мною, я не понимаю, для чего нам дальше идти вместе, тем более, — добавила она с насмешливой улыбкой, — что вашей белой лошади страшно хочется вырваться и ускакать отсюда галопом.
— Я, право, не забочусь ни о глупой лошади и ни о ком другом, кроме одной особы, — ответил баронет. — Я самый состоятельный человек во всем графстве, но это не мешает мне быть и самым несчастным… И никто не может дать мне земное счастье, кроме…
Он вдруг остановился и страшно покраснел.
— Исключая кого? Докончите же фразу! — сказала мисс Оливия.
— Кроме вас… Захотите ли вы выйти за меня замуж?.. Вы стали бы самой знатной и богатой женщиной… Подумайте об этом! У вас было бы столько денег, сколько и не снилось ни вам, ни вашему достойному отцу. Вы стали бы леди Лисль, владелицей моего прекрасного поместья и самого роскошного из всех замков в Суссексе… Согласны ли вы? Вы скажете мне «да»?
Лицо Оливии на несколько мгновений сделалось таким мрачным и серьезным, каким еще Руперт ни разу его не видел.
— Да, вы, как видно, не сентиментальны, — ответила она, — вы не требуете от меня ни любви, ни верности, ни покорности, а просите исключительно о согласии повенчаться с вами. Ну если это так, я, пожалуй, готова отвечать вам теперь же.
— Вы готовы ответить на мое предложение? — с жаром воскликнул молодой человек, страстно прижав к губам ее белую ручку.
— Почему бы и нет? — ответила она.
XX
СВОЕВОЛЬНЫЙ УЧЕНИК
Сэр Руперт возвращался в замок с таким сияющим видом, что крестьянские дети останавливались на дороге и глазели ему вслед, пока он не скрылся из виду, несясь на лошади во весь опор. Он всегда ездил шагом, и сторож изумился, когда Руперт, как вихрь, промчался вдоль по аллее. Он соскочил с коня перед парадной лестницей, снял шляпу и начал обмахиваться ею, поднимаясь по ступеням. Он прошел в оранжерею и увидел там майора, который спокойно сидел на ивовом кресле, покуривая трубку с янтарным мундштуком.
— Не горит ли Чичестерский собор, дорогой мой Руперт? — спросил он иронически. — Вы прискакали за пожарной трубой? Она стоит на мызе, если не ошибаюсь, а ключи от сарая у садовника Джека. Можете обратиться к нему, если хотите! Он даст вам ключи.
Майор засмеялся, но глаза его пристально наблюдали за баронетом.