С момента возвращения индийского офицера прошло полгода. Стоял март, и вершины дубов прекрасного лисльвудского парка гнулись под напором мартовского ветра. Лисльвуд — громадное, великолепное поместье: на много километров тянутся его земли, составляющие вместе с замком собственность молодого баронета. За обнаженными холмами видны довольно порядочного размера фермы, плата с которых взимается сэром Рупертом Лислем после сенокоса, жатвы, стрижки овец или убоя свиней. Можно пройти много миль по тенистым проселочным или по ровной большой дороге, миновать леса низкорослой сосны и множество разбросанных между холмами деревень — и вы все еще будете на землях сэра Руперта. Спросите где хотите: кто владелец этой дороги, осененной орешником и шиповником, этих сочных лугов за изгородями или этих красивых коттеджей? Спросите кого хотите, и вам непременно ответят: «Это собственность сэра Руперта Лисля». Если вы остановитесь в деревенской гостинице и поднимете глаза на грубую вывеску, качающуюся над входом, то прочтете: «Герб Лисля», или «Корона баронета», или же «Гостиница сэра Руперта Лисля». Если во время прогулки по окрестностям Лисльвуда вы увидите какого-нибудь фермера, присматривающего за работниками, стоя на стоге сена или в дверях житницы, знайте: это один из ленников сэра Руперта. Имя «Лисль» — такое же древнее и знаменитое в Суссексе, как Гастингская битва: Оскар, один из лордов Лисль, командовал в этом страшном сражении полком стрелков, который помог победить Гарольда, короля англосаксов. Жалованные грамоты и титулы семилетнего баронета могли бы покрыть собою самую длинную аллею Лисльвуд-Парка, если бы кому-нибудь пришло в голову развернуть их во всю длину. Церковь Лисльвуда заполнена памятниками и трофеями этого старинного рода, знамена, отбитые у неприятеля при Кресси, Гарфлоре и Флоддене, лоскутьями висят на портретах кавалеров и воинов, прах которых покоится под плитами храма, а в ризнице, бывшей некогда часовней Лисль, почтенный ректор постоянно задевает стихарем за превосходнейшие скульптуры. Куда ни взглянешь, повсюду взор встречает знатное имя Лисль: оно написано на стенах, покрытых изречениями на исковерканном латинском языке, оно красуется на органе, пожертвованном церкви дедом настоящего баронета, и над папертью, где, согласно завещанию шестого баронета, еженедельно раздают хлеба неимущим жителям Лисльвуда.
Налюбовавшись всеми этими памятниками старины, этим материальным доказательством знатности и богатства рода Лисль, с недоумением обнаруживаешь, что владельцем этого громадного поместья является бледный, болезненный мальчик, вяло играющий в саду. Неужели и вождь нормандских стрелков — могучий гонитель саксонцев, и герои Кресси и Флоддена, все эти благородные роялисты, сражавшиеся под знаменами Руперта дю-Рин, и храбрые джентльмены, одержавшие победу над надменным сыном Луси Ветера в Местон-Муре — эти гордые, неустрашимые люди оставили после себя только слабого ребенка с золотистыми волосами, чтобы наследовать всю их славу и богатство?
Казалось, тяжесть громадного наследства должна была бы раздавить такое слабое и нежное создание, а ведь у него даже не было никаких близких родственников, с которыми он мог бы его разделить. Все, что принадлежало его матери, со временем тоже должно было перейти к нему, вдали от света и людей, изнывавших в бесконечной борьбе, он, казалось, тяготился своей баснословной роскошью…
Мартовский ветер гнул голые ветви дубов Лисльвуд-Парка, а леди Лисль, ныне миссис Артур Вальдзингам, ожидали с континента, куда она отправилась после своей свадьбы с индийским офицером.
Вторая свадьба Клэрибелль была обставлена совсем не так, как первая. Холодное пасмурное утро неприветливо встретило крестьянских детей, выстроившихся в ряд вдоль дороги, которая вела в церковь, и на этот раз путь невесты не был усыпан цветами, потому что зима стояла необычайно холодная, и в лисльвудских садах не удалось отыскать ни одного подснежника. В это февральское утро ледяной ветер раздувал шелковое платье новобрачной и ерошил черные волосы молодого мужа. Ректор, не попадая зуб на зуб, совершал свадебный обряд, а проливной дождь барабанил в окна, заглушая его монотонный голос, а рука новобрачной так дрожала, что она едва справилась с пером, которым вписала свое имя в метрическую книгу.