Тайна Иппокрены

В донесениях Харли он соблюдал величайшую осторожность, всякий раз подписывая их разными именами, хотя послания и были зашифрованы. Случалось, что его собственные агенты, не подозревая в нем своего шефа и принимая за того, за кого он себя выдавал — торговца, историка, банкрота, укрывающегося от преследования, — доносили на него в «центр» как об опасном субъекте. И они имели на то основания. Маскируясь, Дефо изображал из себя противника правящей партии тори — партии крупных и средних землевладельцев.

В своей газете (продолжавшей регулярно выходить, даже когда его не было в Лондоне) он яростно нападал на представителей этой партии, за что его не раз пытались привлечь к суду. Однажды, казалось, не избежать ему тюрьмы: его заподозрили в том, что он автор очередного ядовитого пасквиля на палату общин. Как обычно, на выручку ему поспешил всесильный Харли. Сам же Дефо, изображая якобы антиправительственно настроенного человека, не особенно пытался опровергать общее мнение. Напротив, балансируя над пропастью, он был заинтересован в подобной репутации и всячески способствовал ее распространению.

Десять долгих лет Дефо оставался руководителем политической разведки. И даже тогда, когда Харли на какое-то время вынужден был оставить свой пост, он продолжал «по наследству» усердно служить новому министру. А позже, когда к власти пришли виги — партия торговой и промышленной буржуазии, столь же усердно выполнять задания новых хозяев, приняв обличье противника их правления.

Чем можно объяснить эту. весьма неблаговидную деятельность Дефо? Конечно, здесь сработал страх оказаться беззащитным перед угрозой тюрьмы, иначе говоря, чувство самосохранения. Необходимость расплачиваться за проявленное однажды малодушие — опрометчивое обещание верой и правдой служить коварному и жестокому министру. А вырваться из его лап было не так-то просто. Но также безусловно и то, что Дефо был сыном своего времени — эпохи «первоначального накопления капитала», представителем молодого класса буржуазии, не брезгавшего любыми средствами ради своего обогащения.

Тем не менее из-за того, что деятельность Дефо была тщательно законспирирована, о ней в сущности мало что известно и сегодня. Осторожность, с какой он руководил подчиненными агентами, пользуясь шифрами и тайнописью, его скрытая связь с Харли, которую, кстати, позже он начисто отрицал, отсутствие каких-либо в этом смысле компрометирующих документов, и прежде всего денежных ведомостей, где значились бы фамилия того, кому выделялись соответствующие суммы на оплату агентов, и его самого, как, впрочем, и многое другое, остающееся и поныне невыясненным, — все это и создает затруднения при изучении столь своеобразной стороны жизни Даниеля Дефо.

* * *

Одна из задач Дефо как руководителя политической разведки состояла в том, чтобы войти в доверие издателей торийских газет и журналов и выступать со статьями, смягчающими их антиправительственную направленность. Заодно выявляя и авторов действительно оппозиционных сочинений. Ему, связанному с литературным миром, это не составляло особого труда. Дольше всего (почти целых восемь лет) Дефо подвизался в качестве такого замаскированного журналиста-агента в «Мист джорнэл». И все годы издатель Мист питал к нему полное доверие, охотно публикуя его на страницах своего журнала и выплачивая немалые гонорары. Пока однажды не выявилось подлинное лицо Дефо и маска оказалась сброшенной. Дело кончилось скандалом, и старый Мист бросился на своего еще недавнего ведущего сотрудника с обнаженной шпагой. Однако был обезоружен и даже ранен.

Случай этот наделал немало шума среди журналистской братии, в том числе и всех тех, кто считал себя гражданином «Республики Граб-стрит».

Принадлежал к ее подданным и Даниель Дефо. А это значило, что установления Граб-стрит были для него столь же обязательны, как, скажем, для подсудимого установления Королевской скамьи — то есть решения суда по уголовным делам.

И действительно, «граб-стритовское братство» — своеобразный, свободный мир — жило своими негласными законами и правилами. Это было братство лондонских журналистов, обитавших на Граб-стрит в районе Мурфилдса, иначе говоря, к северу от Сити. Место это, известное уже в XII веке, издавна заселяла беднота. Когда-то здесь было «великое болото», поросшее вереском, — отсюда и название «Мурфилдс». Да и наименование улицы Граб-стрит произошло от дренажной канавы, которая пролегала тут в старину.