Тайна испанского манускрипта

Остров Пуэрто-Рико, где корабли взяли воду, и в ХVIII веке не изобиловал дичью. За провизией надо было идти в испанский порт Пуэрто-Плата на острове Эспаньола, и спустя некоторое время корабли бросили якорь в обширной бухте этого города, основанного в 1496 году Бартоломео Колумбом – братом Христофора Колумба.

Из бухты на город, который в переводе с испанского языка назывался «Серебряный порт», открывался красивый вид. Слева чуть в дымке виднелась старинная крепость святого Филиппа, её пушки неясно поблёскивали из бойниц. А над всем городом и бухтой довлела гора Исабель де Торрес, покрытая буйной растительностью, и город лежал у её подножия, как свернувшийся у ног хозяина пёс.

Всё это капитан увидел в подзорную трубу – он стоял на квартердеке «Принцессы», одетый в костюм махо – короткий пиджак и плотно облегающие штаны до колен. Тут боцман Джонс ему тихо доложил, что к полакру подошла шлюпка с «Архистар», в которой находятся мистер Трелони и доктор Легг. Стиснув зубы, капитан бросился к борту.

– Капитан Веласко, мы с доном Диего тоже хотим пойти в город! – крикнул ему сквайр из шлюпки по-испански и просительно улыбнулся.

Капитан глянул на доктора: дон Диего сидел нахохлившись, укрывшись своим чёрным плащом, но из-под широких полей шляпы его глаза смотрели на капитана весьма решительно.

– Мне не хотелось бы этого, дон Хуан, – крикнул капитан, он сделал сквайру страшные глаза и проговорил с нажимом: – Я совсем ненадолго.

– Мы тоже ненадолго, капитан Веласко! Мы только хотим купить летнюю одежду, – произнёс сквайр и скорчил умильную гримасу.

– Я же по делам, благородные доны, – зашипел капитан придушенно.

Он начал, было, подмигивать мистеру Трелони обоими глазами, потом обернулся.

К нему подходил коммодор Грант, который через борт глянул в шлюпку, поклонился, придержав шляпу, и сказал небрежно:

– Члены вашей команды, капитан Веласко, нас не обременят. Им, конечно же, надо купить себе летнюю одежду… Шлюпка с брига уже пошла к берегу. Нам тоже пора.

С «Принцессы» спустили шлюпку, и скоро все высадились на берег. Капитану Санчес представили дона Хуана и дона Диего с «Архистар». Сквайр поклонился испанцу и сказал ему несколько вежливых слов. Доктор поклонился молча и прижал к груди свою сумку с инструментами, без которой он никуда не ходил. Джентльменов слегка «штормило».

Боцман Джонс и кок Пиррет так же сошли на берег: первый из-за порванных верхних парусов «Принцессы», второй – чтобы закупить провизии сразу на два корабля.

На пристани все капитаны уплатили пошлину – за то, что сейчас они на своих кораблях вошли в порт и сразу за то, что потом они из него выйдут. Потом все вместе двинулись по кварталу мореходов и рыбаков, огибая встречных и шагая через рытвины, заполненные грязной водой.

Здесь, как и во всех припортовых кварталах, остро пахло морской тиной, смолой и протухшей рыбой, из складов несло застарелыми рассолами, кипами лежала задубевшая от солнца парусина, штабелями высились пустые ящики и бочки для воды, громоздились корзины с копчёным мясом, горохом и с сухарями двойной закалки, которые надо было разбивать кулаком перед тем, как съесть. И этот неистребимый запах порта висел в душном жарком воздухе вместе с разноязыким говором толпы, состоящей из самой немыслимой публики: оборванные моряки, спесивые торговцы, угрюмые усталые рыбаки, разудалые девахи и тёмные личности, род деятельности которых определить было затруднительно, а порой и просто невозможно, обступали их и теснили со всех сторон.

Только всего этого мистер Трелони не видел. Он, как громом оглушённый, шагал за всеми, машинально переставляя ноги, а в ушах его звучал ответ флибустьерского коммодора портовому чиновнику…

– Что это за шхуна? – спросил чиновник, близоруко сощурив глаза на «Архистар». – Никогда её раньше не видел.

– Это ещё один мой корабль, – ответил, коммодор Грант, улыбнулся и бросил в сторону капитана притушенный, но насмешливый взгляд.

«Боже мой! Гертруда осталась без корабля!» – думал всю дорогу сквайр.

А между тем портовый квартал постепенно переходил в рынок, который начинался, конечно же, с морских раковин: выставленные на продажу мурексы, «флоридские тритоны» и стромбы сияли своей воистину неземной красотой. Следом за грудами местного янтаря, чёрного и голубого, сразу потянулись ряды маринованных помидоров, каперсов, артишоков и спаржи, солёной и копчёной рыбы, селёдочной икры, бордючков с оливковым маслом и кадок с топлёным салом, а среди окороков, свиных голов и прочей мясной снеди тут и там стояли и лежали бочки и бочонки с вином, причём торговцы веточками отгоняли от всего этого добра бесчисленных мух.

А дальше, дальше, почти в конце, шли ряды душистого майоранового мыла, мыла оливкового и ещё бог его знает какого, стояли шеренги каких-то пузырьков и немыслимых склянок, высились горы постельного и столового полотна и ещё что-то непонятное и смутное, которое сознание уже не успевало выхватить из этого буйного, неистового калейдоскопа.