Тайна Испанского мыса

— О! — Стеббинс пожал плечами. — Вот в чем вопрос. Знаете, сэр, если бы это была обычная ночь, то я бы точно заметил. Свет на заправочной горит ярко и падает прямо на эти два пилона на дороге. Но ночью в субботу... — Он покачал головой. — Я до трех крутился как заведенный. Касса внутри, приходится бегать за сдачей... Так что, может, кто и выезжал, сэр.

— Но вы уверены, — негромко спросил Эллери, — что сами вы никого не видели?

Стеббинс покачал головой:

— Не могу точно сказать. Может, да, а может, нет.

Эллери вздохнул:

— Жаль. Я надеялся на что-нибудь более или менее определенное. — Он поставил ногу на тормоз, потом вновь повернулся к толстому Гарри: — Кстати, а где шоферы Годфри заправляют свои машины, Стеббинс? Здесь?

— Да, сэр. Я как раз получил чистый...

— О, хорошо. Огромное вам спасибо, Стеббинс. — Он отпустил тормоз и, взявшись за руль, повел машину по дороге между двумя каменными пилонами.

— А теперь объясни, — попросил судья, пока они ехали через парк в прохладной тени, — зачем ты задавал эти вопросы?

Эллери пожал плечами:

— Да так, чтобы кое-что уточнить. Жаль, что Стеббинс ничего не заметил. Если бы он заметил чью-то машину, то это могло бы пролить кое-какой свет. Мы вчера убедились, что убийца ушел не морем, а сушей. Как еще он мог уйти, если не по этой дороге? Если только он не бросился вниз головой со скал, то для него нет другого пути, кроме как по шоссе. Точно так же он не мог ускользнуть через парк — высокая ограда из проволоки позволит взобраться на нее разве что кошке. Будь Стеббинс уверен, что ни одна машина не выезжала отсюда, мы имели бы более или менее твердое доказательство того, что убийца укрылся... в доме.

— Не понимаю, почему ты в этом сомневаешься? — удивился пожилой джентльмен. — Для доказательства очевидного факта ты идешь самым длинным путем! Теперь мы наверняка знаем более чем достаточно, чтобы с высокой долей вероятности полагать, что это был кто-то из дома.

— Мы никогда не можем знать ничего наверняка, пока не докажем, что это так.

— Чепуха. Нельзя подчинить жизнь законам математики, — парировал судья. — Чаще всего мы знаем о вещах без фактических доказательств.

— Я жуткий скептик, — грустно произнес Эллери. — Я все подвергаю сомнению. Задаюсь вопросами даже о результате своих собственных размышлений. Мой мозг всегда занят. — Он снова вздохнул.

Судья ничего не ответил, и оба хранили молчание до тех пор, пока «дюзенберг» не подкатил к особняку.

Молодой Корт с угрюмым видом отирался у входа в патио. Позади него они увидели Розу, которая загорала в шезлонге в открытом купальном костюме. Больше никого не было.

— Привет, — неуверенно поздоровался Корт. — Есть какие-нибудь новости?

— Пока нет, — отозвался судья.

— Так что военное положение не отменяется? — Загорелое лицо Корта приняло хмурое выражение. — Это начинает действовать мне на нервы. Я человек занятой, вы это знаете. А теперь не могу вырваться с этого проклятого мыса. Эти детективы шастают повсюду, черт бы их побрал. Могу поклясться, что один из них намеревался сегодня утром пойти за мной в ванную; я видел, как горели его глаза... Вам пару минут назад звонили, Квин.

— Вот как?

Эллери выпрыгнул из машины, пожилой джентльмен последовал за ним. Подошел шофер в униформе и отогнал машину.

— Кто?

— Думаю, что это был инспектор Молей... О, миссис Бурлей, — старенькая экономка как раз проходила по балкону над ними, — это не инспектор Молей звонил недавно мистеру Квину?

— Да, сэр. Он просил позвонить ему сразу же, как вы приедете, мистер Квин.

— Минуточку! — крикнул Эллери и, пройдя через патио, исчез под мавританской аркой.

Судья медленно прошелся по цветным плитам и опустился на стул рядом с Розой, издав вздох облегчения. Молодой Корт прислонился спиной к белой стене патио, глядя на них с выражением хмурого упрямства.

— Ну и?.. — спросила Роза.

— Ничего нового, моя дорогая.

Они сидели молча, наслаждаясь солнцем. Из дверей дома показалась высокая, мощная фигура Джозефа Мунна, за которой следовал детектив. Мунн был в плавках; его массивный торс отливал бронзовым загаром. Полузакрыв глаза, судья разглядывал его. Он подумал, что никогда раньше не видел такого непроницаемого лица. Неожиданно ему на память пришло другое лицо, смутно видимое через вереницу лет. Оно не было схоже чертами, но имело точно такое же выражение. Это лицо принадлежало знаменитому преступнику, человеку, разыскиваемому во многих штатах как убийцу, насильника, грабителя и виновника еще дюжины менее тяжких преступлений. Судья наблюдал это лицо, когда прокурор округа содрал с него личину, когда был вынесен строгий вердикт и когда зачитывался смертный приговор. Как ни странно, оно ни разу не изменило выражения... Джозеф А. Мунн обладал точно таким же даром невозмутимого спокойствия. Даже в его глазах невозможно было прочесть ни единой мысли; они оставались жесткими, окруженными морщинками, оставшимися от прежней жизни, когда под жгучим солнцем он подолгу вглядывался вдаль.