Тайна исповеди

— Не будет. Там кость. А вот ему — будет очень больно. И кровища хлынет. Запомнит твой Мишка ваш разговор. Но! Никому ни слова про это! А то навешают на меня собак разных. С бабами лаяться мне неохота. Скажут, что дедушка тебя плохому учит.

— Так ты же и правда учишь плохому.

— Не слушай ты их. Дурачок. Я тебя учу как раз хорошему. Жизнь, она так устроена, как я говорю, а не как бабы врут. Им-то что, сидят дома, подметают, пирожки лепят. Бабам — им не надо драться с пацанами. В отличие от тебя.

— А если спросят: «Кто научил?» Что отвечать?

— Никто не научил. Это ты просто разозлился и ударил не подумавши. Вспышка гнева. Ты борешься с несправедливостью.

— А где ж тут несправедливость, в чем?

— Как в чем? Тебя бьют, а ты — нет. Это несправедливо!

— Странно… А почему папа меня этому не научил?

— Откуда я знаю? Он умный, институт кончил, партийный. Что у них там в голове, у партийных? Я, честно сказать, не совсем понимаю. Странные они. Нету к ним доверия.

— А туда же лучших берут, в партию.

— Да чем же он лучше меня? Такой же мудак.

Я задумался. Отец — он отец, да. Но и дед же не чужой. К тому ж воевал! Бил фашистов. А после работал на паровозе кочегаром. Теперь ловит рыбу, вялит ее и привозит нам, и я выковыриваю из таранки икру роскошного темного янтаря. Это всё очень серьезные в жизни вещи.

— А я у него спрошу, почему так. У папы.

— Не вздумай. Это последнее дело! Меньше языком надо трепать. И кстати, баб не слушай. Кто их слушает — тому кранты, поверь.

— Ну ты уже это говорил.

— Повторение — мать учения.

Назавтра я сделал всё, как учил мой замечательный дед. Отозвал Мишку в сторонку, специально отвел руки за спину, чтоб усыпить его бдительность, — и своей лобовой костью нанес удар. Мишка сразу заорал. Мне тоже было страшно — кровища ж хлынула из вражеского носа! Подбежали воспитательши, они тоже орали и тоже с ужасом, как Мишка, смотрели на меня, вроде же послушного воспитанного мальчика, который, вот пожалте — начал зверствовать. Ударил хорошего мальчика! Избил его! Напав вероломно!

Когда нас разбирали вечером по домам, я наслушался всяких восклицаний и ахов. Как нехорошо выглядел я, какой невинной жертвой казался Мишка!

— Да как же ты мог?!

— А он первый начал.

— Нет, все видели, что это ты на него напал!

— Нет, он все равно первый напал — просто не сегодня, а вчера.

— Так не бывает. Если он первый тебя ударил вчера, то ты б сразу и устроил драку. Как же ты ждал целый день? Тебя кто-то подучил?

— Нет, я сам додумался. Мишка плохой!

Провели опрос очевидцев. Мои показания подтвердились.

— А зачем же вот так сильно ударил? Можно было просто толкнуть, и он бы осознал, а ты вон какую ему кровищу пустил.

— Но я ж не знал! Я первый раз в жизни сегодня бил человека…

После я встретил приблизительно ту же аргументацию у Трумэна, когда на него серьезно наехали в 45-м и он начал оправдываться. Зачем скинул бомбы на мирные японские города? Тот резонно ответил, что ранее это оружие не применялось и про его эффект толком никто не знал. Ну бомба себе и бомба. Его еще спросили про вторую бомбу: зачем это, когда после первой сила нового оружия была уже измерена? Трумэн и тут выкрутился: если б, говорит, они сразу после первой капитулировали, то больше б никто их не бомбил. Вот и в Сирии русские даром избавляются от просроченных ракет, чтоб не тратиться на их утилизацию, ну и заодно немножко испытать оружие.

Дед встречал меня из детсада, стоя в дверях как под триумфальной аркой. Подмигнул и говорит, как обычно:

— Бабушка, внучок пива просит, дай нам руп!

— Та када ж ты напьёсся, на тебе твой руп, шоб ты подавился… — на автомате отвечала добрая старушка.

Она правильно делала, что не перечила в этом деду. Из двух зол меньшее, тот самый случай. Не дала бы рубль — старик пошел бы к соседям и в долг или даже даром выпил бы у них самогонки столько, что мало бы никому не показалось. С таких вылазок дедушка возвращался походкой Вия, которому еще не подняли веки. Он ступал как будто вслепую, ничего не видя ни перед собой, ни вокруг. Я с восхищением смотрел на него и думал:

— Когда вырасту, стану таким, как дедушка! Взрослым, смелым, толстым и пьяным!

Короче, мы пошли в пивную, мне досталась пена с трех кружек и восемь сушек. Жизнь потихоньку начинала удаваться. Всегда ж приятно разбить врага, одержать над ним победу. И ее отпраздновать, по-мужски!

Под пиво мы, как положено, вели неторопливые разговоры за жизнь, мужскую жизнь. Про драки, про баб — пиво, оно и в Африке пиво. Про работу мы не говорили, потому что сказать было нечего: я — в детсаду, дед — на пенсии.

— И что, он прям рыдал?

— Да, дедушка, он рыдал как девочка. Если ее нечаянно толкнуть.

— И шо, кровь и сопли?

— Да, это было так некрасиво. Неприятно, честно признаюсь. Коврик запачкался…

— Ну вот, видишь, как всё хорошо кончилось! Щас я еще кружечку возьму, постой тут.