Тайна капитана парохода "Каспий"

Смертельная бледность вдруг покрыла лицо капитана. Он даже пошатнулся. Письмоводитель, напротив, совершенно овладел собой. Борьба за скудное существование развила в нём сообразительность и быстроту решений. Одно из них и теперь созрело в его мозгу. Он посмотрел уже насмешливо, а не удивлённо, на капитана и сказал:

— Вот уж не думал встретить двойника!..

— Кончили вы? — грубо спросил Григорий Максимович, также овладев собой, — некогда мне с вами разговор разговаривать.

— Дело-то такое особенное выходит… Признаться, как взглянул я на вас, так мне и показалось, что лицо знакомое… Правда, тогда было не до того, чтоб лица запоминать.

— Я вас не понимаю…

— Конечно… конечно… Не будете ли вы любезны дать мне ваш документик?.. Вот тот самый, по которому вы изволите проживать, многоуважаемый Григорий Максимович, господин Анемподистов?..

— На пароходе… Однако до приятного свиданья, — отрезал вдруг капитан, — Зиму верно в Астрахани зазимую…

— Па-азвольте… Па-азвольте… Так нельзя-с, — сказал письмоводитель, встав и выйдя из-за стола, — между добрыми знакомыми так не водится… Особенно так, как мы оказываемся не только однофамильцами, но и одноимённиками… Здесь не место и не время-с!.. Присутствие у нас закончится в два часа… Итак буду ждать вас для приятного свиданья в гостинице «Неаполь»… вероятно, знаете?.. Прошу всенепременнейше… Сами понимаете, что надо столковаться… Я человек недостаточный… Конечно, сойдёмся в цене-с… — Письмоводитель уж совсем иронически посмотрел на своего невольного собеседника.

— Или сейчас позвать пристава? — вдруг неожиданно сказал он на ухо капитану.

Тот невольно вздрогнул.

— Шучу-с… Шучу-с, — с улыбкой прибавил письмоводитель, — такие дела лучше всего-с обделывать с глазу на глаз… Чтоб никому не было обидно… Или ночью-с… Самое лучшее время… На большой дороге… Итак, не смею больше задерживать… Только если не пожалуете, тогда уж извините-с… Десятилетняя давность-то ещё не истекла-с… Очень приятно, что вы, по-видимому, недурно устроились… И деньжонки всеконечно-с есть?..

— Приду… — хрипло сказал Григорий Максимович.

Он взглянул на письмоводителя. Его улыбка взорвала капитана, — кровь кинулась ему в голову, и он, наклонившись к уху письмоводителя, проговорил:

— А жаль, что не пришиб я тебя в те поры, гадюку!..

И затем быстро вышел из кабинета.

Бог весть куда

«Идти или не идти? Идти или не идти? — одна и та же мысль как тупой гвоздь всё более и более впивалась в мозг капитана, — нет ли тут какого-нибудь подвоха?» — думал он.

«Ясное дело: воспользоваться хочет… Вот и будет доить всю жизнь! И всю жизнь в его руках: захочет — помилует… не захочет — предаст… Что ж: в своём праве!.. Только не бывать этому… не поддастся воля моя»…

Низко опустив голову, Григорий Максимыч всё ускорял шаг. Его спутники едва поспевали за ним.

Тяжело дыша, шёл он, и липкий пот выступал каплями на его лбу.

«Что теперь делать?.. Вот, думал, всё забылось, вся жизнь иная стала… Никому вреда… Пропади ты пропадом, треклятый! Эх ты, Людмила Николаевна моя, горемычная… Тебе-то за что?.. Не чаяла, не думала, не гадала… а беда над тобой нависла… да над ребёнком несмышлёным… О, Господи!..»

Мысль Григория Максимовича усиленно работала. Бессвязными отрывками проходило перед ним прошлое… Много, много бурь в нём было, в этом прошлом… Эх, лучше и не поминать…

Людмила Николаевна не была женой капитана. Сойдясь с ней, он уверил её в том, что он женат. Любимая женщина на всё пошла. Оставила семью, и один свет был для неё, свет Григорий Максимович. С материальной стороны капитан её обеспечил: всё, что у него было — немного, но достаточно для скромной жизни, он положил на её имя и ежемесячно добавлял «на книжку», что мог. С этой стороны он мог быть спокоен: проживёт… Но разлука… разлука!.. Так хорошо жилось… душа в душу… Успокоилась совесть, позабылось то, что её терзало…

И вот нагрянула беда…

«И на чужбине люди живут, — чуть не вслух подумал Григорий Максимович, — устроюсь… Извещу… Она всё перенесёт, всё простит… Твори, Господи, волю Твою… Чисты мои руки, чиста и душа моя… Всё искуплено чистой жизнью… для себя я и женщину спас»…

Взойдя по трапу на пароход, Григорий Максимович приказал машинисту «шуровать».

— Аль едем куда? — спросил тот, удивлённый неожиданным приказанием.

— Про то хозяин знает, — сердито ответил капитан, — твоё дело — шуруй!..

Через полчаса машина была готова. Трофимыч вышел на верх. Его ничто не могло удивить: он привык знать только одно колесо, однако и он не удержался и спросил Григория Максимовича, когда тот вошёл в штурвальную рубку:

— Аль новое приказание вышло?

— Новое…

— Баржи-то здесь что ль покинем? Не скоро, ведь, они.

— К якорю! — скомандовал капитан вместо ответа…

Шпиль заходил.

— Живо!.. Не проклажаться у меня!..

— Якорь встал… — послышалось наконец с носу… — Якорь на воле…

— Вперёд! — скомандовал капитан в машину.

— Прямо, что ль? — спросил Трофимыч, — я не Свят Дух: не знаю, куда идти.

— Оборот делай…

Повернув, пароход стал выравниваться.

— До полного! — приказал капитан в машину. — Помолимся Богу…