Видно, недаром замечательный философ нашего времени Мераб Мамардашвили говорил о платоновской идее «воспоминания». Проникновение неосознаваемых восприятий в область сознания в самом деле подобно пробуждению памяти. Забытая целостность мироощущения и полнота жизни, словно бы данная нам изначально, а затем утраченная, после обнаружения грезится чем-то неуловимо близким, вечно обитавшим на окраинах внутреннего пространства. Идея утраченного знания напрашивается сама собой. Платон (да и многие другие мыслители), вероятно, переживал некое шевеление интуиции, воображая свою идеальную Реальность, и все люди могут испытать то же самое, если будут настойчиво прислушиваться к неясному гулу мироздания, живущего помимо человека. Мы уже говорили о мифологеме "великого сна" — что это, как не перифраз «забытья», утраты чувства или сознания, утраты памяти? Каждое живое существо, взыскующее истины, приближается к ее порогу, ловит ее неотчетливый блеск, но, к несчастью, путается в способах понимания, придумывает собственный смысл и собственную красоту — на это уходят последние силы, из-за чего и не бывает решающего прорыва.
"Команда забыть была настолько сильной, что все разделились. В намерение Орла входило, что если они окажутся способными вновь вспомнить самих себя, то они обретут целостность… Их последней задачей после того, как они восстановят свою целостность, было разыскать пару двойных существ и преобразовать их в нового нагваля-мужчину и нагваля-женщину, открыв им правило.
И точно так же, как первый Нагваль, мужчина и женщина были снабжены минимальной партией. Они должны были снабдить новую пару Нагвалей четырьмя воинами-женщинами, которые представляли бы собой сталкеров, тремя воинами-мужчинами и одним мужчиной-курьером." (VI, 144)
Таким образом, согласно мифу, обеспечивается непрерывная линия магического знания. Правило дает довольно жесткие указания по поводу структуры отряда Нагваля и количества входящих в него воинов. Их должно быть 16: восемь воинов-женщин, четверо воинов-мужчин (вместе с Нагвалем) и четыре курьера, Семнадцатой становится женщина-нагваль из следующего цикла, которую отряд забирает с собой в иные миры.
"Я потребовал от дона Хуана объяснить, как правило стало известно человеку. Он растолковал, что правило бесконечно и охватывает каждую грань поведения воина. Интерпретация и накопление правила является работой видящих, чьей единственной задачей из века в век было видеть Орла, наблюдать за его бесконечным потоком. Из своих наблюдений видящие сделали вывод, что если светящаяся оболочка, содержащая человеческую форму, будет разрушена, то появится возможность найти в Орле слабое отражение человека. Невыразимые указания Орла могут быть восприняты видящими, правильно истолкованы ими и накоплены в форме свода правил." (VI, 145)
Если «правило» действительно выглядит мифом, то его интерпретация является своеобразным преодолением мифологического мышления, как всегда трудным и постепенным, отражающим новые идеи и установки современных видящих. Кастанеда сообщает, что развитие воина подразумевало прохождение через три стадии понимания правила. Дон Хуан, пишет он, "вел нас к принятию правила как карты, затем к пониманию того, что можно достичь высшего осознания, раз оно существует, и, наконец, привел нас к фактическому проходу в иной, скрытый мир осознания." (VI, 146)
Иными словами, вместе с движением воина по пути его понимание правила делается все более конкретным, с одной стороны, ибо из идеи превращается в живой опыт, а с другой стороны — все менее догматичным, менее жестким, так как учитывает бесконечное разнообразие нюансов.
"Он сказал, что существует два типа интерпретаций — универсальная и индивидуальная. Универсальное толкование принимает установки основного отдела правила такими, какие они есть. Для примера можно было бы сказать, что Орлу нет никакого дела до человеческих действий, и все же он предоставил человеку проход к свободе.
Индивидуальная же интерпретация является тем заключением, к которому приходит видящий, используя универсальные интерпретации как исходные посылки. Например, поскольку Орлу нет до меня никакого дела, я должен убедиться, что мои шансы достичь свободы возрастают, быть может, благодаря моей решительности." (VI, 147)
Вы, конечно, заметили, как далеко может увести подобная установка в интерпретации. По сути, миф незаметным образом разоблачается, его превращают в условность ("которая, может быть, есть"), поскольку непреложным остается лишь исходное положение о существовании свободы, или "высшего типа осознания", пути же к этому состоянию достаточно индивидуальны, хотя и опираются на общее направление.
В последних книгах Кастанеда мало говорит об Орле. Нам кажется, что он, во многом оставаясь человеком европейского духа, не испытывает сильной нужды в этом индейском мифе. Теперь Карлос в большей мере склонен подчеркивать, что вышеописанные взгляды относятся к далекому прошлому. Скажем, обратите внимание на тон следующего замечания: